— Дурная наследственность! Какая чушь! — возмутилась Бетони. — Я во все это просто не верю. У отца Тома был ужасный характер. Он убил жену в пьяной ссоре, а потом повесился. Тому было двенадцать месяцев от роду, он был кожа да кости, потому что о нем все забыли. Потом его воспитывала бабушка Изард. О нем хорошо заботились, но все же он был диковат. Это и сделало его странноватым. Ничего общего с дурной наследственностью.
— Вы просто преданная защитница.
— Поначалу я была с ним жестока, — сказала она. — Когда бабушка умерла и Том пришел к нам, я превратила его жизнь в страдание.
— Каким образом?
— О, изводила его из-за родителей… давала понять, что он не нужен…
— И ваши братья тоже?
— Нет, только я. Я была ужасно злобная.
— Этим объясняется, почему вы стали защищать его. Вы пытаетесь загладить, искупить свою вину.
— Думаю, да. Хотя Тому никогда ничего от меня не нужно, и самое глупое то, что он на меня ничуть не злится.
— Вы в этом уверены? Он очень грубый.
— Он все еще не доверяет мне, — сказала Бетони, — и я не могу обвинять его за это.
Когда они вышли из леса на пригорок, их встретил золотой лунный свет, который засиял на лице Бетони. Она выглядела спокойной. В ее взгляде, который встретился со взглядом Майкла, лучилась улыбка. Но когда он поднял руку, чтобы дотронуться до нее, пока она стояла вот так, в лунном свете, она быстро зашагала прочь по тропинке.
— Я слышу звук поезда в Стикингбридже… Это значит, что скоро начнется дождь…
Теперь сад в Коббзе выглядел совершенно иначе. Яблоки уже собрали, и ветви, освобожденные от тяжкой ноши, снова поднялись. Изгороди убрали, а овцы Мартина Холта теперь паслись на пастбище. Листья быстро опадали, светясь желтым на высокой траве.
Майклу казалось, что дни текут сквозь пальцы. Его месячный отпуск почти закончился. Ему хотелось улучить момент и просить время остановиться. Остановить тот миг, когда Бетони стояла под сливовым деревом, поднявшись на носочки и пытаясь дотянуться до шарика клейкого сока, повисшего на ветке, как янтарная бусинка, вся залитая солнцем.
Но что толку в том, чтобы просить время остановиться и вернуть прошлое? Все живущее должно взять то, что можно. Иначе жизнь немыслима. Была ли Бетони, поднявшая руки к небу, так уверена в себе, в том, что солнце идет по небу быстрее с каждым днем?
Почувствовав его рядом, она быстро обернулась, опустив руки. Она смеялась, и у него перехватило дыхание; она вспыхнула, и смех стих, когда она взглянула на Майкла и прочла болезненную мольбу в его глазах. Его руки касались ее лица, шеи, волос, она шагнула назад, отталкивая его. Глаза Майкла остались неподвижными. Она пыталась придумать, что бы сказать, но он заговорил первым.
