В конце 1917 года Булгаков пишет сестре Надежде: «Недавно в поездке в Москву и Саратов мне пришлось видеть воочию то, что больше я не хотел бы видеть. Я видел, как толпы бьют стекла в поездах, видел, как бьют людей. Видел разрушенные и обгоревшие дома в Москве. Видел голодные хвосты у лавок, затравленных и жалких офицеров.»
Время было грозным, время было жестоким, оно требовало, чтобы все мужчины надели шинели, взяли в руки оружие. В семье Булгаковых, такой далекой от армии и военных традиций, вдруг появились военные. Сестра Варя вышла замуж за кадрового военного, сестра Надежда была замужем за Андреем Земским, филологом, который стал прапорщиком-артиллеристом (его дивизион стоял в Царском Селе), брат Николай поступил в военное училище. Гражданская война уже стояла на пороге.
1917 год был для Булгакова годом тяжелых испытаний. Летом он проводил трахеотомию у больного ребенка и, опасаясь заражения, вынужден был сделать себе прививку от дифтерита. После этого у него начались боли, которые он стал снимать с помощью морфия, и в результате употребление наркотика вошло в привычку. Неизлечимый по тем временам морфинизм повредил земской врачебной карьере Булгакова: он был освобожден от службы по болезни. Вылечился он только через год в Киеве благодаря усилиям жены и отчима — врача И. П. Воскресенского.
Поправившись, Булгаков открыл частную практику как венеролог.
«Михаил решил заняться частной практикой, — рассказывала Татьяна Николаевна. — Когда мы весной 17-го года уезжали из Саратова, отец дал мне с собой ящик столового серебра — мое приданое. Теперь я решила его продать. Как раз в это время я узнала о смерти отца — спустя шесть месяцев после того, как он умер — в начале 1918 г. — в Москве, в тот самый день, когда к нему приехала мама. Когда я узнала, я тут же послала ей через Красный Крест 400 рублей, но они, к сожалению, не дошли. На остальное мы купили все необходимое для приема больных. Я 5 тысяч получила за серебро, но быстро их все потратили.
Кабинет Михаила был устроен очень удобно — больные в приемной сидели за ширмой и не видели тех, кто выходил от врача; для больных венерическими болезнями это имело значение.
Смена властей очень действовала на прием: в начале каждой новой власти всегда было мало народу — боялись, наверно, а под конец — много. Конечно, больше ходили солдаты и всякая голытьба — богатые люди редко болели этими болезнями. Так что заработок был небольшой. Я помогала Михаилу во время приема — держала руку больного, когда он впрыскивал ему неосальварсан. Кипятила воду. Все самовары эти чертовы распаивала! Заговорюсь — а кран уже отваливается.»
