— Мы пошли, утопая в грязи, — сказал Йожеф. — У палатки, за нашей спиной, громко рассмеялись.
— А вы, madame?
— Я врач.
— ???
— Мужа… сопровождаю.
— Лечите?.. Excusez-moi.[9]
— За что же. А ваша жена?..
— Нет, — сказал Йожеф. — По-моему, еще нет. Разве что сейчас…
— В темноте, вокруг беззвучной эстрады, за кольцом слушателей сталкивались мы и с группами поменьше; прижмутся обнаженными торсами друг к дружке — о, это влажное тепло чужой кожи! — и впятером, вшестером, мужчины, женщины, поют в обнимку, сами для себя, — сказал Йожеф. — То же и по трое: вопьются пальцами друг другу в плечи, как когтями, и стоят недвижно лоб в лоб, будто ружейные пирамиды, в столбах дыма, сладковатые клочья которого швырял в меня ветер, — сказал Йожеф.
— Madame, — сказал Йожеф, — я не хочу быть счастливым такой ценой. Не знаю, madame, как вы на это смотрите.
— Хоть в ад, но с ясным умом, — сказал Йожеф. — Не знаю, как вы на это смотрите?
— Счастливы сейчас эти триста тысяч человек, как по-вашему? — спросил Йожеф.
— J'aime ces ombres amoureuses de liberte, — мне по сердцу эти тени, влюбленные в свободу, qui preferent l'angoisse de la mort, которые предпочитают мучительную смерть a l'ennui de la routine, нудной скуке будней.
— Это надо понимать так, что и вы?.. — спросил Йожеф.
— Нет, — сказала Марианна. — Я — нет. Я за мужем присматриваю. И если вы боитесь за жену…
— Я… как бы это сказать, — ответил Йожеф, — я с ума боюсь сойти. Извините, пожалуйста. Вы француженка, вы не будете надо мной смеяться… я люблю ее до смерти.
— Так слушайте меня! — сказала Марианна. — Если вы заметите какую-нибудь перемену в ее поведении, если она вдруг начнет небрежней одеваться…
— Не одевается она небрежней, — сказал Йожеф.
— …если интересы притупятся, — скажем, занималась спортом и бросила, в гости перестанет ходить, встречаться с друзьями; любила читать и разлюбила…
— …читать она и раньше не читала, — сказал Йожеф.
— …аппетит пропал, постоянно хочется пить; жалобы на запоры, зрачки сужены… — сказала Марианна.
— Глаза у нее как море, — сказал Йожеф. — Вы плачете, madame?
Пламя костра взметнулось, осветив лицо докторши: на нем блестели слезы.
— Извините, — сказала она. — Распускаться не в моих привычках. Пожалуйста, не обращайте внимания. Если ваша жена носила платья и блузки с коротким рукавом, а теперь предпочитает длинные рукава, чтобы не видно было следов от уколов…
— Успокойтесь, madame, — сказал Йожеф, — успокойтесь, прошу вас!
