— Сделай так, — сказал мне Себ, округлив губы в виде «О».
Я повиновалась. Парень набрал в рот пива, склонился надо мной, прижав свои губы к моим, и выпустил холодную жидкость мне в глотку. Прохладный металлический привкус — и тепло, исходящее от Себа. Меня охватило странное чувство, будто ноги тают на жаре. Себ повернулся к Марку и проделал с ним то же самое. Потом попросил меня повторить то же с каждым из них. «Хочется почувствовать, каково это», — сказал юноша. Ему всегда было любопытно, «каково оно будет». А было это восхитительно: холодная жидкость, бегущая меж теплых губ. Мы забавлялись так, пока пиво не нагрелось.
— Коснись моего языка своим, — попросил Себ, и я послушалась.
Марк наблюдал. Себ целовал меня долго и крепко. С привкусом пива и реки.
— Тьфу! Ну ты и дебил! — скривился Марк.
Себ оторвался от меня и впился в губы Марка, заставив того замолчать.
— Сейчас пронырну под баржами, — сообщил Себ.
— Завязывай! На фига?
— А на фига все вообще? Просто хочу знать, смогу или нет.
— Завязывай, говорю. Придурок. — Марк привстал и усмехнулся.
Себ прыгнул в воду и скрылся под баржами.
— Нет, ну что за дебил! — ворчал Марк, дожидаясь, когда друг покажется у противоположного борта.
Мне хотелось, чтобы он замолчал. Хотелось затаить дыхание, пока любимый не вернется, проверить — реально ли это. Убедиться, что Себ выживет. Он вынырнул, кажется, спустя годы. Потряс головой, чтобы освободить уши от воды. Затем положил ладони на борт, подтянулся и в мгновение ока запрыгнул на палубу.
— Давай, твоя очередь, — скомандовал смельчак, но не такой храбрый Марк нашел повод удрать.
Мы наблюдали, как он плыл к берегу. Затем Себ заставил меня лечь на него.
— Скинь платье, — попросил парень.
И получил звонкую оплеуху.
— Уф! — Отвернулся. — Давай-давай.
— Только если ты снимешь трусы.
— Договорились.
Он стянул трусы, я — платье. Еще не настолько зрелая, чтобы носить лифчик, я легла, плотно прижавшись грудью к его груди. Казалось, будто мы сплавились, — так идеально тела дополняли одно другое. Мы, словно частички 3D-шарады, нуждались друг в друге, чтобы сложить полную безупречную картину. Именно это ощущение живет во мне и ярче всего припоминается сейчас, когда я иду, как и в тот день, по аллейке домой: наши разгоряченные солнцем тела, чуть липкие от влажной близости реки́, пахнущие тиной, слились воедино… Я любила Себа. Это понятно без лишних слов. Он казался самым красивым созданием из когда-либо ходивших по земле. В тот день на барже я смотрела вниз, на его лицо, и думала: «Неужели есть на свете кто-то столь же идеальный?» У парня были удлиненные, миндалевидной формы голубые глаза, а уста казались постоянно красными и чуть припухшими, будто он наелся клубничного мороженого. Кончики губ опущены, словно юноша считал всех вокруг недалекими, будто ждал, когда же весь остальной мир догонит его. Острые кости его таза прижались к впадинкам под моими. Его кожа, теплая и как бы рельефная, терлась о мои ребра. Моя грудь, еще только начинающая расти и смягчаться, пружинила на его груди.
