— Я сказал не то. Я хотел сказать, что читал книги, рекомендованные вами.
— Какие же из них вы читали?
Незабудкин даже не плавал. Он сразу пошел ко дну. «Все из-за того, — подумал он с бешенством, — что поленился списать рекомендованные книги».
— Так что вы читали?
Незабудкин молчал. Незабудкин молчал, как, подумал профессор, утопленник.
— Почитайте Павлова, Бехтерева, — постарался подбодрить его профессор, — приходите держать в следующий раз.
«Утопленник» подавленным вышел из аудитории. Его возмущало не то, что он провалил, — проваливал он часто и никогда не приходил в уныние — а то, что он провалил с первого вопроса. Действительно, это было ужасно. Он подошел к соседней аудитории, заглянул в стеклянную дверь. Принимал молодой профессор. В ту минуту он подписывал матрикул сияющему студенту — сдавшему.
Прикрыв рукавом название книги (профессор может подумать, что он готовился по энциклопедическому словарю), Коля Незабудкин решительно вошел в аудиторию.
— Что вы читали? — первым долгом спросил у него молодой профессор и крякнул при этом. Молодой профессор сидел на скамье, держал в руке подбородок, на котором не было бороды, и карандаш. Несомненно, он во всем старался подражать пожилому профессору.
— Павлова, Бехтерева и некоторые статьи, рассеянные в различных иностранных журналах, профессора, — Незабудкин назвал фамилию профессора, у которого он только что провалился.
— Хорошо, — сказал молодой профессор. — Прекрасно.
И лицо его просветлело. Было приятно: перед ним стоял «редкий экземпляр» — студент, знавший иностранные языки, читавший заграничные научные издания. Он задал ему вопрос — самый общий, легкий из всех вопросов, которые он любил задавать.
Незабудкин ответил на вопрос молодого профессора достаточно точно и достаточно четко. Он ответил молодому профессору словами «Большой энциклопедии Брокгауз и Ефрон». Теперь у него не оставалось почти никаких сомнений: ему не придется даже плавать. Он пройдет по воде, как прошел по воде Иисус.
Через пять минут он вышел из аудитории. Он вышел из аудитории сияющим.
«Какое „арапничество“, — думал он о себе с гордостью, — какое арапничество. Чистая работа. Есть о чем рассказать». Но он вспомнил свою комнату, — радость его потускнела: там его не поощряли.
— Проклятый Великанов, — выругался Незабудкин. — Ты сожалеешь, я знаю, что меня не вычистили из университета. Я сын советского служащего.
День сиял. Сверкали часы. Лица студентов были веселы. Незабудкин увидел объявление:
