Но потом они с сестрами уехали. Честити часто вспоминала об этом небольшом заросшем клочке зелени позади дома и безмятежных часах, которые она провела там, вольно резвясь среди цветов. Какая же досада, что ее любимый кусочек земли так запустили, позволив превратиться в неряшливые заросли!
Раз уж они собирались провести какое-то время в Лондоне, Честити просто необходимо было побывать в этом саду. Не только потому, что ее интересовали цветы и травы, но и потому, что ей требовалось отвлечься, выкинуть из головы события прошлой ночи в лабиринте и того темноволосого незнакомца. Он не сказал своего имени. Честити знала лишь то, что этот мужчина был принцем, и этот принц говорил с ней самым возмутительным, скандальным образом, причем она позволила ему это. Сказать по правде, Честити буквально упивалась его словами, наслаждалась тем, как его горячее дыхание обдавало ее горло, а его твердое тело прижималось к ее мягким формам.
Выбежав из лабиринта, Честити поняла, что совершенно дезориентирована. Ее голова все еще была тяжелой, затуманенной остаточным эффектом от соблазнительных дерзостей принца и пьянящего аромата, возвестившего о его прибытии. Хвала небесам, Мерси отыскала Честити и буквально притащила ее в пустую гостиную, где в мгновение ока привела в порядок волосы и платье сестры. Сердечная Мерси, сама доброта, не стала донимать Честити вопросами о причинах ее растрепанного вида и растерянного состояния. Но взволнованное выражение лица сестры красноречиво поведало Честити о том, как ужасно она на самом деле выглядела.
Пожаловавшись на головную боль, Честити изъявила желание покинуть бал, так что отец спешно усадил ее с сестрами в карету и отвез их домой. Мэри, разумеется, была в ярости, но Пру и Мерси, похоже, отнеслись к этому решению с пониманием. Оказавшись дома, Честити упала на свою кровать и тут же уснула так глубоко, словно приняла снотворное. Ее сон не был спокойным, его безмятежность нарушали видения и мечты о скрытом под маской незнакомце с синими глазами и темными волосами. Незнакомце, голос которого, казалось, то и дело нашептывал ей: «Впустите меня…»
Даже сейчас Честити улавливала этот еле слышный шепот, доносившийся из-за каменной ограды за садом. Она не знала, как противиться тихому зову, но понимала, что не должна ему поддаваться. На ее долю выпало испытание, осознала Честити. Настоящее искушение, проверка ее силы, ее добродетели. Иногда, особенно в темноте, лежа ночью одна в своей постели, Честити боялась, что не справится со своей миссией. Она чувствовала, как добродетель медленно отделяется от нее, но не находила в себе сил помешать этому.
