В комнате Олеси не было ни окон, ни дверных ручек, ни единого твердого предмета. Войти туда - пожалуйста, а вот выйти, если дверь захлопнется, никак нельзя. Да этого и не требовалось Олесе. По крайней мере, ее фантазия не могла охватить ту данность, что за розовыми стенами существует какое-то любопытное продолжение.
Объем сознания людей невозможно уложить в строгую шкалу подобно физическому росту, и все-таки каждому из нас отведены свои пределы. Сознание иногда в состоянии растянуться на года, века и даже тысячелетия. Метраж сознания Олеси Романовой не превышал нескольких секунд времени, метраж ее брата был ограничен несколькими сутками; дальнозоркость Ильи Павловича позволяла контролировать года. Однако и это мелочь, если вспомнить о загадочной расе людей, улыбающихся сквозь толщу веков со средневековых гравюр или в гекзаметре античного стиха: "Время? - говорят они. - Времени не существует. Мы здесь и там. Блаженна Олеся! Ибо не знает времени, мрачного пугала человеческого..."
Блаженная Олеся вполне довольствовалась тем, что видела вокруг себя: кондиционер на потолке, кровать у стены, фиксированное царское кресло в центре розовой комнаты, наконец, целый штат заморских игрушек. Их было много-много у Олеси, и все мягкие. Даже деревянный по замыслу папы Карло Буратино, и тот мягкий, плюшевый. К тому же без носа - длинный вызывающий шнобель поделом оторвался при первом знакомстве со своенравной девицей.
Так уж сложилось, что никому не желавшая ни добра, ни зла незлопамятная Олеся приучила домашних ничего хорошего от нее не ждать и не расслабляться. Выбить тарелку из рук матери, вцепиться кому-нибудь если не в нос, то в волосы, порвать одежду было для нее забавным приключением и необходимой эмоциональной встряской. Вела она себя столь независимо, что родные ее очень боялись и в розовой комнате вставали на цыпочки. Более других - Полицай. Человек - мускул, не башка - дерево, не кулаки - стальные гири, он чувствовал вблизи сестры-младенца восемнадцати лет безотчетный подсознательный страх и сводящий скулы дискомфорт, ни разу не оставался с Олесей наедине и никогда не смотрел ей в глаза.
Олеся не была обделена заботой и вниманием. Родители любили ее так, как, может быть, не любили бы полноценного ребенка, как не любили они сына от первого брака Полицая. Мать, если не пропадала за границей, то целыми днями ухаживала за Олесей. Отец, трудоголик и сухарь, обязательно заходил к дочурке, чтобы сказать "привет!" или "до встречи!" Не было дня, когда бы он ушел, не попрощавшись. Увы, Олесе-то до его приветов - как мартышке до Мерседеса. И тем не менее.
