— Зайдем в избу, поглядишь, как мы живем, — предложил мужичок.
Я согласился, и мы пошли вдоль улицы.
С удивлением я посматривал на эту улицу и сам начинал веселиться и улыбаться. В пыли, под тенью, сидели курицы, в траве, под заборами, спали свиньи, на лужке щипали траву белые лошадки… Если бы все они не шевелились, можно было бы подумать, что все это не настоящее, а принесено из хорошего игрушечного магазина… Или было похоже на то, словно смотришь на обыкновенную деревню в бинокль не тем концом.
Скоро мои спутники повернули к своему дому, и мы поднялись на крылечко. Мне приходилось нагибаться в дверях, потому что я был почти вдвое выше Мелюзги, и это обстоятельство, конечно, успело обратить на себя внимание здешних жителей. Первые заметили это игравшие на улице ребятишки.
— Ух, какой огромный старичище! — кричали они и сбегались со всех сторон, так что, когда мы вошли в домик, под его окнами уже толпилась масса детворы. Понемногу собирались к дому и взрослые, особенно бабенки.
Меня, как гостя, посадили в передний угол[73]. Встать во весь рост мне было нельзя, но сидеть было вполне возможно. Хозяйка, которую звали Смехуньей, хлопотала об угощении, а хозяин, которого звали Улыбой, занимал меня разговорами. За перегородкой висела люлька с ребенком, и оттуда все время несся детский смех, словно там щекотали живую куколку. Смехунья принесла розового творогу, розового молока с устоявшимися сливками, розовую булку…
— Что это все розовое у вас? — спросил я хозяев.
Смехунья переглянулась с Улыбой, и оба начали весело хохотать.
— Все-то вы смеетесь! — сказал я.
— Плакать мы не умеем, — ответил Улыба.
— А как же, когда кто-нибудь у вас умрет, — тоже не плачете?
— Зачем? У нас умирают весело: посмеется старичок с вечера, ляжет спать, заснет крепко и не проснется.
— Не хвораете?
— Никогда…
Вдруг в избе раздался старческий смех. Я оглянулся и увидал свесившуюся с печки седую голову с бородой. Старик весело смотрел с печки и хохотал.
— Насмешил меня ты! — проговорил он. — Теперь долго буду смеяться, к утру, Бог даст, и помру!
Старик спрятался, но с печки все время слышался его смех, то тихий, то погромче…
Пока я ел творог, сметану и пил сливки, Смехунья стояла с ребеночком на руках. Взглянул я на ребеночка и давай хохотать: точь-в-точь, как голенькая гуттаперчевая куколка!.. А как только я стал хохотать, так и все другие стали смеяться. Услышали наш хохот стоявшие под окнами жители и тоже начали хохотать… Скоро вся деревня хохотала, и так было весело, что я не вытерпел, встал и давай плясать казачка… Куда делась моя старость!..
