— И ты..?
— Велела подольше и поусердней проводить губкой между ног царевны, — улыбнулась Элеана.
Алькандра прыснула.
— После замужества подобные вещи минуют естественным путем, — сказала Элеана, — Только я не ждала столь поспешного замужества.
— Напротив! — подняла брови Алькандра. — Если девчонка невестится даже от прикосновения Ифгимы... Пускай попляшет на здоровье и досыта!
— Бывают разные прикосновения. Не хочу, чтобы в итоге заплясал весь остров.
— ?!
— Условились толковать в открытую. Идоменей — щенок. Ему бы только в морскую войну играть. Правда, умелая женщина за два-три месяца сделала бы царя образцовым любовником — возраст наилучший, — да нет у нас ни месяца, ни дня. Арсиноя пустила стрелку наобум и угодила прямо в цель.
— Наобум ли?
— Заранее рассчитать эдакую фразу — нужен изрядный опыт... Но слова прозвучали прилюдно, и выбора не оставляют. Нынешней ночью молодожены должны резвиться. Однако нельзя, чтобы царица легла в постель Арсиноей, а поднялась Адрестой.
— Теперь уяснила, — промолвила Алькандра после долгого размышления. — Неуклюжий молокосос. Грубость. Боль. Отвращение к соитиям. Пыл сменяется холодностью, наступают разочарование, горечь и злость — возможно, мстительная злоба... Ты этого страшишься?
— Да. Очень.
Элеана помолчала.
— Ничего не утверждаю, но летопись гласит: Адресту отдали супругу в двенадцать. Нашей красавице на год меньше.
— Послушай, — сказала, наконец, Алькандра, — ведь существуют возбуждающие отвары, настои...
— Нельзя. Они, помимо прочего, обостряют чувствительность, расширяют жилы. Девица сначала измучится непереносимой похотью, а потом обольется кровью и обезумеет от боли.
— А мазь? Ну, та, которую втирают возлюбленным Аписа?..
— Для девственницы? Опомнись, телочка!
Алькандра прикусила язык, поняв, какую смолола глупость.
— Следует поискать иной путь, — произнесла Элеана.
— Который, подозреваю, уже найден.
— Угадала.
— Внемлю, — сощурилась Алькандра.
— Сперва принеси обет молчания.
Женщины дружно поднялись и неторопливо двинулись на прогалину, где три часа назад Арсиноя увила золоченые бычьи рога "лилиями, сделалась царицей и поставила Элеану в столь затруднительное положение.
Гирлянда по-прежнему пребывала на месте.
Громадный белый бык дремал чуть в стороне, опустившись брюхом на лимонный крупнозернистый песок и подогнув мощные ноги. Рога сверкали так, что больно было глядеть. Розовато-коричневые ноздри слегка раздувались. Животное не шевелилось. Лишь мимолетная дрожь, изредка мелькавшая по атласной шкуре, нарушала невозмутимую неподвижность священного исполина.
