— Эх-хэ-хэ…
Казалось, от этого глубокого осуждающего вздоха Матвея качнется тайга и дрогнут камни. Может, качнулась, может, и дрогнули, но вот Элька, за которой я следил очень внимательно, на вздох, припечатывающий ее беспринципность, отозвалась своеобразно:
— Я пойду, а вы здесь не ругайтесь.
Схватила гербарную папку, копалку и зашатала, тяжело ступая неуклюжими ботинками. В тот вечер она вернулась немного позже обычного. Солнце уже зацепилось краешком за сосняк, золотило долину нежным, умеренным светом. В свете этом все казалось вечным и неправдоподобно красивым. Вечной и неправдоподобной была и Элька, стоявшая около Вениамина Петровича с букетиком ромашек. Ровный свет путался в Элькиных волосах, обтекал ее тонкую, угловатую фигуру, застревал в молочной глади цветочных лепестков. От Эльки на изумрудный, нетронутый травостой ложилась длинная мерцающая тень.
Вениамин Петрович держал в руке только что сполоснутый толстый, не умещавшийся в ладони корень ядовитого веха и искал взглядом разделочную дощечку — прежде чем заложить в гербарий, корень цикуты разрезают вдоль, чтобы обнажить поперечные перегородки. Дощечка куда-то исчезла. По крайней мере, на глаза Вениамину Петровичу она не попадалась. Неловко ворочая головой, он озирался, морщил лоб и беззвучно шевелил губами. На фоне неизбывной красоты его коренастая фигура показалась мне случайной, так же как случайными показались его действия. И медленные повороты головы, и шевелившиеся губы, и, наконец, полусогнутая мускулистая, с детскими сухими пальцами рука, сжимавшая сочащийся водой корень цикуты — все вместе взятое оскверняло задумчивую прелесть вечера.
— Да куда же она запропастилась? — Вениамин Петрович, видимо, отчаялся отыскать дощечку самостоятельно и смущенно взглянул на Эльку. — Надо, понимаете ли, резать, а дощечка затерялась. Вы не помните, куда я ее?.. — В этот миг взгляд его посуровел, а выражение голоса стало официальным: он увидел в руках у Эльки ромашки. Вскинул голову, будто после удара в подбородок, и брезгливо поморщился. — Откуда это?
— Что? — не поняла Элька и мигом оглядела себя испуганно. Ничего не увидела и повторила спокойнее: — Что?
— Да вот это. — Вениамин Петрович, не меняя брезгливого выражения, ткнул кулаком, сжимавшим цикутный корень, в Элькин букетик.
— Ромашки, — тихо сказала Элька и тут же быстро поправилась: — Поповник. Вон на той террасе, — она кивнула головой в сторону террасы, заросшей березовой молодью. — Его там — ковер. Литовкой косить можно. Красиво до чего…
