И те рекомендуют условно-досрочное освобождение.
Иного Гейл не могла представить.
Она заснула, повторяя себе: «Пора, ты готова и заслужила начать новую жизнь». Но не сумела избавиться от слова «может». Гейл сомневалась, что достойна нового шанса, — не слишком ли ужасным было ее преступление? А если бы ее не поймали и взрывчатка с оружием были бы использованы по назначению? Может, ей пришлось бы всю жизнь провести в тюрьме, мучаясь мыслью, что и это недостаточное наказание за глупость, совершенную в двадцать лет. Вот что ее постоянно преследовало: причиной всех этих проведенных за решеткой восемнадцати лет являлась ее глупость. Да, она любила Тома. Надеялась выйти за него замуж и родить от него детей. Или даже не выходить замуж, но все равно родить детей. Так или иначе, они бы образовали семью. Но не от отчаяния ли тешилась тогда Гейл этой надеждой? Может, от страха, что, если не получится с Томом, не получится ни с кем. После фиаско в Оклахоме, когда ее приятель, клявшийся, будто полюбил ее навечно, быстренько сделал ноги, узнав, что она беременна, Гейл не сомневалась, что у нее не будет семьи. Но Том — иное дело; он был близким ей по духу. Понимал, что к чему, видел абсурдность системы, как она калечит людей и обрекает влачить рабскую жизнь. Он отказывался считаться частью культуры дай-дай-дай, которая называется «Америка инкорпорейтед». Ненавидел войну. Хотел изменить жизнь к лучшему. Сделать, как он говорил, мир лучше для их детей. Для всех детей. Это требовало крутых мер, но он не боялся. И нуждался в Гейл. Любимой. Желанной. Его страсть заражала.
Теперь Том на свободе. Уже два года.
Но Гейл о нем ничего не знала.
Уговаривала себя, что у него нет возможности связаться с ней, ведь Тома освободили условно. Он не имел права писать. Отвечать на ее телефонные звонки. Любой контакт с заключенным или имевшим судимость расценили бы как сговор, и у него возникли бы неприятности. Решение об условном освобождении отменили бы, и Том снова попал бы за решетку. Это надо понимать.
Однако Гейл не понимала. Ведь существуют же разные приемы. Есть люди, способные передать весточку. Том мог написать под вымышленным именем. Попросить написать друга. Да все, что угодно. Гейл не ждала, чтобы он клялся в искренней, неумирающей любви. Но хотя бы сообщил, что, выйдя на свободу, помнит о ней, еще сидящей за решеткой. Чтобы она не подумала, что их былые отношения — сплошной обман с его стороны.
