— Я понимаю вашу боль. Лэнса отослали в Бразилию вплоть до начала тренировочных сборов «Ковбоев».
— Мне нет дела до ваших страданий. — Пиппа почувствовала, как невидимая рука сжимает ее сердце. — Я хочу, чтобы моя мать узнала правду. Она простит меня, когда узнает обо всем.
— Вы уверены?
Не совсем. Тейн вполне могла бы удавить Пиппу за патологическую наивность.
— Сначала Тейн должна справиться со своим гневом, — рассудительно заметил Вуди. Помимо того что помогал больным, он считал себя одаренным психоаналитиком-любителем. — Она должна захотеть вернуть вас. Почувствовать, что вы необходимы ей. Ваша мать должна понять, почему свадьба так много значила для нее. Это требует долгого и глубокого самоанализа.
— А я тем временем должна исчезнуть в ожидании второго пришествия.
— Неплохая формулировка. Именно так.
Пиппа вздохнула: у Иисуса это уже заняло две тысячи лет. Тейн на меньший срок не согласится.
— Поверить не могу, что была настолько слепа. Лэнс выставил меня полной дурой.
— Он сделал это несознательно.
— Вы хотите сказать, что он искренне считал себя бисексуалом? Бросьте!
Теперь вздохнул Вуди:
— Может, вы попробуете еще раз, Пиппа? Найдете другого?
— Еще раз так же? Боюсь, много времени пройдет, прежде чем я смогу вновь поверить мужчине.
Женщины все так усложняют, подумал Вуди: им обязательно надо сначала узнать парня поближе, поверить ему, прежде чем лечь с ним в постель.
— Лэнс хочет, чтобы вы оставили у себя его кольцо. И вообще все. Он запретил матери требовать обратно любые драгоценности, даже если ей удастся выиграть судебный процесс.
— Как это трогательно, Вуди.
— Так что с «мазерати»?
— Сверни в трубочку и засунь себе в задницу. — Пиппа резким движением захлопнула телефон. Вуди хочет ей помочь? Это все равно что Генрих Восьмой предлагает Анне Болейн пришить голову обратно.
В окошко поскреблась Кэрри-Джо:
— Не одолжишь мне три бакса на обед?
Пиппа заглянула в бумажник. Все, что есть, это пара стодолларовых банкнот.
— Я пойду с тобой, — вздохнула она.
Они вошли в сырой, воняющий плесенью кафетерий. Пиппа взяла чашку кофе, который, судя по вкусу, кипел со Дня святого Патрика. Расплачиваясь за кофе и обед Кэрри-Джо, она случайно глянула на экран телевизора, висевшего над кассой, и ахнула, увидев Тейн, отца и еще одну даму, выходящих из лимузина. Они шли за катафалком, запряженным лошадьми, и черная вуаль Тейн струилась на ветру. Пиппа узнавала надгробия на семейном участке Уокеров техасского кладбища Крокет. Она узнала и Скемпа, любимого коня Энсона. А этот длинный ящик на повозке, должно быть, гроб. На крышке гроба стояли ботинки из кожи аллигатора, с шестидюймовыми шпорами. Энсон утверждал, что эти шпоры всегда начинают вращаться, стоит ему оказаться над нефтяным месторождением.
