— Невелика твоя слава — что добрая, что худая, — сказал он.
— Да ты что! — взвился Жихарь. — Она у меня всесветная! Мои дела всякому в мире ведомы — и шаману дикому, и владыке великому! Я с утра, бывало, царство на меч брал, а к вечеру его же в кости проигрывал! Я одних царевен с принцессами освободил-избавил как бы не три сотни! От меня менты на чудесной завывающей повозке в страхе бежали! Меня сам Ваня Золотарев… Да что лишку говорить — обо мне целая книга составлена, хоть у княжны своей спроси…
(Помянул княжну — и сразу смутно стало на душе.)
— Тут и думать нечего, — продолжил богатырь. — Мне по всей Дикой Степи кумиров понаставили — правда, их каменными бабами кличут, но это по ошибке толмачей. Дело верное, не сомневайся, а новой славы я себе скоро добуду. Со славой и деньги придут, не задержатся, тогда заклад и выкуплю…
Ничего Невзор не ответил, только уставил пустые свои очи неведомо куда, а пальцы его все брякали да брякали костяшками, как будто жили сами по себе.
— Ин ладно, — сказал кабатчик после долгого молчания. — Договорились. Пиши расписку — я тебя научу, что писать. Только помни — возвращать все равно придется с лихвой, на старые долги новые падут — больше добывай золота, возами вези!
— Как не привезти! — обрадовался Жихарь. — Ты знай сундуки готовь! Неправильный я буду богатырь, коли допрежнюю славу не выкуплю и к новообретенной не прибавлю.
«Что-то слишком быстро он согласился, — подумал герой. — Не было бы подвоха. Или ему дедушка нищий чего внушил — пустоглазый вроде бы не в своей воле…»
Жихарь каждое сказанное для расписки Невзорово слово крутил в уме так и сяк — вроде бы все обычно, как полагается, будто и не славу он закладывает, добрую и худую, а женино золотое обручье с самоцветами. Ну, лихва — само собой, куда кабатчику без лихвы, он же не благородный воитель… Не худо бы и свидетелей позвать, да ведь нынче все свидетели руку пустоглазого держать станут… Ладно, завалю его впоследствии золотом — пусть подавится. Главное дело — освободиться…
Богатырская рука и так была к перу непривычная, а тут пальцы и вовсе одеревенели, как и хотел он сообщить далекому побратиму. Припоминая начертания полузабытых знаков, Жихарь то и дело совал кончик пера в рот, отчего язык и губы почернели.
Наконец на пергамент пала тяжкая богатырская подпись.
Невзор ловко выхватил расписку из-под руки Жихаря, прижал трепетно к груди и словно бы преобразился: ростом стал повыше, плечами пошире, да и в глазах, дотоле пустых, что-то такое появилось…
