«Мы считаемъ книгу Ренана книгою, не имѣющею особыхъ достоинствъ и не заслуживающею того шума, который она надѣлала при своемъ появленіи. По нашему мнѣнію, это очень посредственный романъ, и ничуть не ученая книга. Богъ вѣсть, для какой цѣли она написана и какой цѣли она достигла» [1].
И такъ, самое важное изъ сочиненій Ренана было встрѣчено у насъ не только отрицаніемъ всякой его значительности, но и прямыми подозрѣніями. Съ тѣхъ поръ и до настоящаго времени у насъ не прекращалось подобное холодное и высокомѣрное отношеніе съ Ренану. Изъ сотрудниковъ русскихъ журналовъ едва-ли не я одинъ слѣдилъ за нимъ и изрѣдка кое-что писалъ объ немъ.
Не странное ли это явленіе? Очевидно, просвѣщеніе, почерпаемое нами съ Запада, имѣетъ у насъ какой-то своеобразный ходъ. Напрасно мы только туда и глядимъ, только и добываемъ себѣ европейскія книжки и стараемся познакомиться со всѣмъ новымъ и новѣйшимъ. Есть вещи, которыя никакъ съ намъ не прививаются. Ренанъ для Россіи вовсе не то, что для Франціи и Германіи; тамъ его вліяніе огромно, а у насъ совершенно ничтожно. Вліяніе — что такое? Не просто толпа поклонниковъ, а и увлеченіе складомъ мыслей писателя, развитіе его взглядовъ и, наконецъ, борьба съ этими взглядами, сознательное отверженіе ихъ на томъ основаніи, что мы съумѣли стать выше и взглянуть дальше. Ничего такого не возбудилъ у насъ Ренанъ; мы встрѣтили его только слѣпою враждою и слѣпымъ равнодушіемъ, потому, очевидно, что къ правильному, живому отношенію мы еще очень мало способны.
II
Ренанъ въ европейской литературѣ
Впрочемъ, правильныя отношенія вообще очень рѣдки. Самъ Ренанъ представляетъ собою образчикъ удивительной неправильности въ умственной жизни народовъ, именно чрезвычайной запоздалости умственнаго вліянія нѣмцевъ на французовъ. Ренанъ вѣдь есть, прежде всего, плодъ нѣмецкой науки, вырощенный на французской почвѣ; онъ воспитался на чтеніи нѣмецкихъ философовъ и богослововъ, и отъ нихъ принялъ главный складъ своей мысли и существенные свои научные пріемы. Но не замѣчательно ли, что такъ поздно обнаружилось это вліяніе одной образованности на другую? Еще съ конца прошлаго вѣка, со временъ Гёте, Гердера, Шеллинга, въ Германіи началось то глубокое умственное движеніе, которое сдѣлало эту страну, въ первой половинѣ нашего вѣка, школою высшаго образованія для всего міра. Съ тѣхъ поръ не мало даровитыхъ французовъ побывали въ этой школѣ (напримѣръ г-жа Сталь, Кузенъ, Кине и т. д.), и потомъ старались перенести во Францію этотъ новый германскій духъ. Но между народами существуютъ въ этомъ отношеніи какія-то высокія и крѣпкія стѣны, не дающія сливаться разнороднымъ стихіямъ. Все дѣло ограничивалось только поклоненіемъ нѣмецкимъ ученымъ и мыслителямъ, и поклонники вовсе не успѣвали претворить въ свою плоть и кровь существенныхъ стремленій этой литературы. Таковъ, напримѣръ, и въ наши дни Тэнъ, далеко не проникнутый тѣмъ философскимъ духомъ, который онъ такъ высоко цѣнитъ и хвалитъ. Только Ренана можно считать писателемъ, дѣйствительно усвоившимъ себѣ пріемы нѣмецкой мысли; онъ первый успѣлъ подняться надъ обыкновеннымъ уровнемъ французскихъ разсужденій и изслѣдованій, такъ что, какъ бы мы его ни судили, но должны признать, что онъ заставилъ литературу своего народа сдѣлать большой шагъ впередъ.
