Владыка наконец согласился.
«Не может человек так лгать!» — думал старец, уходя от Дмитрия.
Дмитрий проводил владыку до самых сеней. Но даже и такой преувеличенный почёт не породил подозрения в чистой душе пастыря…
— Теперь твоё дело сделано, государь великий! — поздравляли его бояре.
А на Варварке, на прежнем дворе Шемяки, народ всё продолжал бесноваться и буйствовать.
Слух о щедрости нового государя собрал гуляк со всех пригородов московских…
По Варварке пройти было нельзя…
Там и сям валялись опившиеся и не проспавшиеся ещё пьяницы.
Холопы вытаскивали их со двора прямо на улицу и бросали, как кули…
А в глубине двора, в подклети холодного летника, уже несколько часов томится великий князь Василий Васильевич.
От тяжёлых предчувствий и всего, что произошло за последние двое суток, государь совсем изнемог душою.
Разбитый и измученный, лежит он на голой лавке…
Он закрыл глаза и не видит и не слышит, что происходит вокруг…
Не замечает он, как чуть не каждые пять минут дверь подклети отворяется и выглядывает голова то одного, то другого челядинца…
Великий князь Дмитрий приказал зорко караулить брата…
Наверху, в комнате над великим князем, сидят его мать и жена с детьми…
Великий князь видел, как их провели туда…
Ему не дали ни слова сказать им…
Да он ничем бы, пожалуй, и не мог их утешить…
Оттуда, сверху, доносятся глухие рыдания. «Верно, плачет княгиня Марья», — прислушался было Василий…
Потом и это он перестал замечать.
Обессилел совсем.
Челядинцы два раза переменили у его изголовья тарелки с кушаньем.
Каждый раз холопы уносили всё нетронутым…
— Никак, обмер совсем? — с испугом сказал в последний раз один из слуг.
Ему показалось, что Василий не дышит. Слуга потрях слегка руку Василия. Великий князь открыл глаза. Глаза у него были мутные, безжизненные. Он смотрел и, казалось, ничего не видел. Только лёгкий стон вырвался из его груди.
Наступила ночь, опять день, и только поутру князь пришёл окончательно в себя. Он попросил пить и есть… Силы понемногу к нему стали возвращаться. Теперь он уже спокойно думал о своей судьбе.
— Не ослепит меня брат Дмитрий! — с возрастающей надеждой решил он. — Кабы умыслил, давно бы сделал…
К вечеру второго дня Василий совсем почти успокоился.
Он прислушивался теперь ко всем звукам, доносившимся сверху, из комнаты.
Но и там, по-видимому, было покойно.
Слышались по временам шаги, да порою доносился тихий голос мамушки-боярыни, укачивавшей ребёнка…
Опять наступила ночь… Утомлённый великий князь заснул.
