Вотъ передъ нами Савва со своей сестрой Липой, какъ представители этихъ двухъ взаимнопротивоположныхъ точекъ зрѣнія. Представьте себѣ, что воскресъ Василій Ѳивейскій, со своей доходящей до озлобленія жалостью къ людямъ и со своей уже окончательно опредѣлившейся ненавистью къ Богу? и вы получите Савву. Есть у тебя враги?? спрашиваетъ Липа:? «ну, такой врагъ, одинъ, что ли, котораго бы ты особенно не любилъ, ненавидѣлъ?»? «Такой, пожалуй, есть: Богъ,? отвѣчаетъ Савва и, видя недовѣріе и ужасъ сестры, поясняетъ:? Богъ, я говорю. Ну, тотъ, кого вы называете вашимъ Спасителемъ»… Такъ опредѣлилось его отношеніе къ Богу; опредѣлилось и его отношеніе къ людямъ: онъ хочетъ огнемъ уничтожить весь старый міръ и на голой землѣ оставить голаго человѣка, чтобы начать строить все съизнова; губя отдѣльныхъ людей, онъ хочетъ спасти человѣка… И онъ почти буквально повторяетъ эти слова Л. Андреева, отвѣчая на вопль Липы: «это ужасно! Сколько крови!»? равнодушными словами: «да, многовато… Когда дѣло идетъ о существованіи человѣка, тутъ ужъ не приходится жалѣть объ отдѣльныхъ экземплярахъ»… И въ то время какъ для Липы каждый человѣкъ цѣль, въ то время какъ она боится «неизбывныхъ страданій людскихъ, для Саввы человѣкъ? только средство; для Саввы? цѣль въ человѣчествѣ, на пути къ счастью котораго стоитъ только „неизбывная человѣческая глупость“, закрѣпленная въ формахъ культуры. И хотя Л. Андреевъ? не Савва, но развѣ не любопытно, что онъ вкладываетъ въ его уста свои подлинныя чувства и слова? Одинъ примѣръ мы только-что привели; вотъ другой. „Городовъ настроили? идіоты!“? говоритъ Савва про людей, и позднѣе еще разъ повторяетъ: „потомъ, дядя, мы сожжемъ ихъ города!“ (IV, 228 и 255). A въ своемъ прекрасномъ разсказѣ „Проклятіе звѣря“ Л. Андреевъ повторяетъ уже отъ себя: „онъ сожжетъ ихъ города.? Кто?? Тотъ, кто захочетъ правды. И наступитъ время, когда ни одного города не останется на землѣ. Быть можетъ, не останется и человѣка“… Повторяю еще разъ: Л. Андреевъ не стоитъ за Саввой, но въ высшей степени характерны эти совпаденія, показывающія намъ, что и для Л. Андреева человѣкъ бываетъ средствомъ. Характерно однако и то, что эта мысль является у Л. Андреева слѣдствіемъ только великаго отчаянія, великой тоски отъ окружающаго насъ зла, ужаса, страданій. Быть можетъ, еще болѣе характерно, что слѣдствіемъ этого же великаго отчаянія являются діаметрально противоположныя мысль и чувство Маруси изъ драмы „Къ звѣздамъ“.
