Всѣ герои Л. Андреева? одиноки: это сразу и всѣмъ бросается въ глаза при знакомствѣ съ его творчествомъ; и почти въ каждомъ изъ этихъ героевъ рано или позд-но «сознаніе одиночества какъ молніей освѣщаетъ черную пропасть, отдѣляющую его… отъ всего міра и отъ людей», какъ замѣчаетъ Л. Андреевъ въ разсказѣ «Праздникъ». «Смертельно одинокъ онъ былъ,? говоритъ Л. Андреевъ про одного изъ своихъ героевъ („Губернаторъ“),? и даже не (по)чувствовалъ этого, словно всегда, во всѣ дни его долгой и разнообразной жизни одиночество было естественнымъ, ненарушимымъ его состояніемъ, какъ сама жизнь»… (IV, 85). И чѣмъ больше людей окружаетъ человѣка, тѣмъ больнѣе чувствуеть онъ свое смертельное одиночество, тѣмъ яснѣе видитъ онъ, что нѣтъ ни малѣйшей возможности связать свою жизнь крѣпкой нитью съ жизнью другихъ людей, связать такъ, чтобы весь этотъ жизненный потокъ сталъ объективно-цѣлесообразнымъ. Экономическіе интересы, несчастія, общіе вкусы, стремленіе къ общимъ идеаламъ? все это сближаетъ людей, но это сближеніе, по Л. Андрееву, не уничтожаетъ ужаса одиночества, ибо не имѣетъ объективнаго смысла. Тѣмъ-то и страшна для Л. Андреева городская толпа, что въ ней мы видимъ безсмыслицу отдѣльной человѣческой жизни утысячеренной, повторенной сотни тысячъ, милліоны разъ. Этой темѣ Л. Андреевъ уже давно посвятилъ небольшой разсказъ «Городъ», а позднѣе развилъ эту тему въ разсказѣ «Проклятіе звѣря». «Всего ужаснѣе было то,? такъ намѣчается эта тема въ первомъ разсказѣ,? что во всѣхъ домахъ жили люди, и по всѣмъ улицамъ двигались люди. Ихъ было множество, и всѣ они были незнакомые и чужіе, и всѣ они жили своей особенной скрытой для глазъ жизнью, непрерывно рождались и умирали и не было начала и конца этому потоку»… И въ этомъ многолюдіи «было что-то упорное, непобѣдимое и равнодушно-жестокое»… (III, 158? 159). Позднѣе это непобѣдимо-жестокое равнодушіе Л. Андреевъ олицетворилъ въ сакраментальной фигурѣ «Нѣкоего въ сѣромъ», и мы на этомъ еще остановимся; а теперь два слова о «городѣ», какъ о подобномъ же олицетвореніи всей неизбѣжности того объективно-безсмысленнаго процесса, который мы называемъ человѣческой жизнью. Въ разсказѣ «Проклятіе звѣря» эта тема переплетается со многими родственными другими? здѣсь и психологія толпы, здѣсь и старые герценовскіе мотивы о шаблонѣ и мѣщанствѣ массы, о раствореніи въ ней всякаго индивидуальнаго «я». Л. Андреева ужасаетъ даже «эта роковая, трагическая похожесть того, что должно быть различно, эта убійственная необходимость для каждаго влѣзать въ одну и ту же форму; имѣть носъ, желудокъ, чувствовать и мыслить по однимъ и тѣмъ же учебникамъ логики и психологіи»…; его ужасаютъ въ городѣ эти «два милліона жи-выхъ людей, два милліона разъ повторяющихъ одно и то же безумно сходственное я»… Онъ чувствуетъ, что въ этой толпѣ его «я уже начало расплываться въ многоликую, то смѣющуюся, то плачущую гримасу», ему казалось, что въ толпѣ «я что-то потерялъ, а это потерянное есть мое я». И сначала, въ одиночествѣ лѣса и моря, ему кажется, что въ городѣ, въ толпѣ онъ спасется отъ своего одиночества, и скорѣе спѣшитъ онъ въ городъ, чтобы «поскорѣе стать одною изъ этихъ маленькихъ волнъ, умалиться ихъ малостью, умножиться ихъ множествомъ, растворить свое одинокое, сумасшедшее я въ однородности всѣхъ этихъ такихъ же одинокихъ, сумасшедшихъ я, сдѣлавшихся мы»… Свое одиночество среди равнодушной природы онъ хочетъ утопить въ волнахъ городской жизни, единичную жизнь онъ хочетъ осмыслить жизнью массы: какъ видимъ, это все та же попытка человѣка найти спасеніе въ человѣчествѣ, это все то же самоотсыланіе отъ Понтія къ Пилату. Солнце, луна и звѣзды говорятъ человѣку о вѣчности и тайнѣ, говорятъ ему о ничтожествѣ и безсмысленности его личной мгновенной жизни,? и отъ ужаса этихъ рѣчей человѣкъ хочетъ загипнотизировать себя толпой, массой, человѣчествомъ: вѣдь толпа? безсмертна, а потому, можетъ быть, и жизнь ея имѣетъ больше смысла, чѣмъ мгновенная личная жизнь? Человѣкъ старается спасти себя иллюзіей будто неопредѣленно-большое количество отрицательныхъ чиселъ можетъ дать въ суммѣ положительное число… И отъ пугающей его природы онъ бѣжитъ къ людямъ, къ массѣ, къ суммѣ.
