Панферов опустил глаза, не выдержав взгляда прокурора. А тот, помолчав, продолжал:
— Побеседуйте еще раз с самим Ерохиным, поговорите с его товарищами по работе, побывайте в семье. Постарайтесь понять что послужило причиной этого происшествия. И не торопитесь делать выводы. Ведь в ваших руках — судьба человека.
Оставшихся трех с половиной суток теперь показалось Владимиру ничтожно мало для того, чтобы ответить на все заданные прокурором вопросы. Надо было, как говорится, брать ноги в руки.
Эти трое с половиной суток пролетели как миг, но зато потом, докладывая Пархоменко, Панферов был убежден, что лишать свободы Ерохина нельзя. За него горой были ребята из бригады. Жена, укачивая на руках малолетнего сына, не могла поверить, что ее муж, «который мухи не обидит», мог не подчиниться милиции. Соседи говорили о нем, как о добром и покладистом парне и подтверждали свои рассказы примерами. Да и сам Ерохин переживал и казнился так, что на него нельзя было без боли смотреть...
...Ерохин был наказан условно. И по сей день, получая от него поздравительные открытки к праздникам, в которых он коротко сообщал и о своей жизни, Панферов лишний раз убеждался в правоте того давнего решения. Но, помнится, еще долго после завершения своего первого дела Панферов ощущал в душе горький осадок: почему не задумываются люди, подобные Ерохину, как очень легко испортить себе жизнь. Порой хватает для этого нескольких минут.
...Позже свои беседы с прокурором Владимир назовет «уроками Пархоменко», которые очень пригодятся ему в общении уже со своими учениками, теми, кого отдел кадров направит стажерами во вновь созданную прокуратуру Железнодорожного района столицы.
Уроки Пархоменко... Теперь, спустя много лет, Панферов до конца понял, что те уроки профессионального, очень специфического мастерства на самом деле были подлинными уроками настоящей жизни.
— Вы двадцать лет в органах прокуратуры, — говорю я Панферову. — Если этот ваш трудовой стаж разделить на две части, какая, на ваш взгляд, была для вас более трудной: первая или вторая?
— Сложный вопрос... — Владимир Константинович надолго задумывается, и я, воспользовавшись паузой, разглядываю переплеты на книжных полках, развешанных по стенам комнаты. Тут и классики, и современные писатели. Знаю, что он следит за новинками, обязательно старается прочесть вещи, вызывающие споры и читательские обсуждения. Любит многие книги и многих писателей. Но на первом месте, вне всякого сомнения, — Федор Михайлович Достоевский.
