Он не был суетлив, однако всегда вовремя оказывался в нужном месте и его снимки часто печатались на страницах газет.
Свою работу он делал размеренно и солидно. Мы знали: если Янов прицелился и «щелкнул», можно не беспокоиться — снимками мы обеспечены.
В первые недели войны мы оба оказались в Таллине.
В вихре событий мы мельком встречались, но не было времени как следует поговорить. И только развернув газеты, я видел его снимки, запечатлевшие наших катерников в момент атаки и героев боев в районе Марьямаа. Кстати, там в Марьямаа он чуть было не поплатился жизнью. Вместе с сотрудником Эстонского телеграфного агентства Владимирским Янов попал в окружение, отстреливался, как мог, а затем оба корреспондента сели в машину, и Янов скомандовал шоферу: «Шпарь напропалую!» Тот развил бешеную скорость, и они счастливо проскочили к своим.
«Где Янов? Неужели погиб?!» — с тревогой думал я по пути из Таллина в Кронштадт. Но едва вступил на твердую кронштадтскую землю, как кто-то меня обхватил и сжал так, что даже косточки затрещали. Это и был Николай Павлович.
— Где твои очки? — спросил он, увидев меня в морской робе, без привычных очков на носу и прекрасно зная по своему опыту, что значит для близорукого человека остаться без очков.
— Утонули.
— Ну, хорошо, пусть их изучают рыбки. Дарю тебе свои запасные… — и он великодушно протянул мне новенькие очки.
— Откуда они у тебя? — воскликнул я, полный благодарности.
— Носи на здоровье, — сказал он, улыбаясь. — Это моя последняя покупка в Таллине. Все мое хозяйство утонуло, кроме очков. Они со мной плавали. Так что имей в виду, счастливые…
Оказывается, и Янов испробовал водицы из балтийской купели.
Опять же в горячке первых дней по возвращении в Кронштадт, получив драгоценный дар, я не успел расспросить о подробности его «заплыва» по очень простой причине — мне казалось, что это не так важно. Так я думал и явно ошибался, ибо прошло несколько месяцев и в «Правде» появились новеллы Николая Семеновича Тихонова о Ленинграде и ленинградцах и небольшое произведение — «Люди на плоту».
«Пароход тонул. Его корма высоко поднялась над водой, и над ней стояла стена черной угольной пыли. Бомба ударила как раз в середину корабля и выбросила со дна угольных ям эту пыль, которая медленно оседала на головы плавающих, на обломки и на уходившую в морскую бездну корму.
Среди прыгнувших в холодную осеннюю воду Финского залива мирных пассажиров был один фотограф. Тяжелый футляр с «лейкой» и разным фотографическим имуществом, висевший на ремне, через плечо, тянул его книзу. Тусклая зеленая вода шумела в ушах, с неба рокотали моторы немецкого бомбардировщика, разбойничьи атаковавшего маленький пароход, на котором не было ни одного орудия, ни одной винтовки. Были женщины и дети, старики и больные, но военных на нем не было.
