В дверь забарабанили посреди ночи. Лиза открыла глаза и застонала: голову пронзило болью. Слишком много вина выпила она за ужином.
Стук послышался снова.
Поднявшись, Лиза побрела к двери. Прохладный ковер холодил босые ноги. Рука ее нащупала щеколду. Позади из будуара донеслось шуршание — пробудилась горничная Ханкинс. Лиза рывком отворила дверь.
На пороге стояла Мейтер со свечой в руке. В свете пламени лицо ее казалось бледной маской.
— Мадам, простите, что разбудила вас.
Часы в холле пробили половину четвертого, но Мейт была полностью одета. Лизу охватил страх, ее будто окатило ледяной водой.
— Что? Что случилось?
— Приходил мальчик, Джон Брауард. Он просил передать вам, что его тетушка до сих пор не разрешилась от бремени.
У Лизы перехватило дыхание.
— Что? — У Мэри начались первые схватки почти два дня назад!
Мейтер хмуро потупила взор.
— Кажется, она просила вас прийти.
Лиза замерла в нерешительности, сердце тревожно сжалось. С Брауардами ее связывала дружба, хотя и не настолько тесная, чтобы являться к ним в дом в такой час. Но если Мэри Брауард опасалась худшего, тогда, конечно, ей хотелось поговорить со своей благодетельницей. Мэри всегда заботилась о будущем детей…
Лиза стремительно повернулась. Горничная стояла радом, зевая во весь рот.
— Ханкинс, оденьте меня поскорее. Мейтер, велите оседлать лошадь. Так будет быстрее, — бросила Лиза через плечо.
— Я уже распорядилась, — отозвалась секретарь.
Неужели снова? Нет, только не это. Казалось, повторялся знакомый кошмар. Скачка в темноте под покровом ночи. Бешеное биение сердца. Лиза вспомнила, как садилась в поезд на вокзале Сент-Панкрас, как потерянно шарила в сумочке, ища билет, под сочувственным взглядом кондуктора. Тогда она приехала слишком поздно. Ее мать уже скончалась. А теперь…
Она ступила в маленькую спальню Брауардов. В воздухе стоял густой запах пота и крови. Мэри лежала среди груды скрученных простыней. Ее осматривал врач, но его фигура скрывалась под простыней, наброшенной на туловище и ноги роженицы.
Этот типичный пример ханжества задел Лизу за живое. Ее захлестнула волна гнева. Она не понимала его природы, но гнев принес облегчение, вытеснив страх.
— Почему меня не известили раньше? — воскликнула она. Ее голос прозвучал слишком резко и громко. Все повернули головы в ее сторону.
