Сталинский нос | страница 6

— Государство позаботится, — хрипит офицер. — Утром его заберут.

— Ну, это хорошо, — говорит Щипачев. — Мы тогда вещички перетащим?

Офицер ему на это ни слова. Тут Щипачев встал как вкопанный, и я ему в спину лбом врезался. Он даже не обернулся. Я к двери, а двое с папой уже вниз по лестнице сапогами грохочут.

— Папа, папа, подожди!

Офицер сердито глянул на меня и дверью как шарахнет, чуть по носу не въехал. Пытаюсь открыть дверь — как назло, замок заело. Пинаю дверь, но она не поддается. Бегу к окну. Там, во дворе, оперативники папу в машину пихают и дверцей хлопают. Взревел мотор, шины по снегу крутанулись, автомобиль рванул и на повороте светом фар прямо по окнам ударил. Заиндевевшее стекло вспыхивает, ослепляет меня на мгновение, а когда я опять вижу двор, машины уже нет.

Двор вдруг поплыл, стал таять перед глазами.

Я потер глаза, пальцы стали мокрые. Хорошо, что папа меня сейчас не видит, будущим пионерам слез лить не положено.

В глубине квартиры кто-то метлой по полу проехал. Метет среди ночи. Прислушиваюсь. Точно, из нашей комнаты. Я туда. Вижу, дверь нараспашку, а внутри жена Щипачева пол подметает. Вот ведь какая заботливая, встала с постели, помогает убраться.

— Давай по-быстрому, Вася, — говорит. — Пока они не передумали.

Это она Щипачеву. Он тоже уже в нашей комнате, расстелил простыню, еще в пятнах от папиного пота, и бросает на нее наши вещи. Заметил меня, улыбнулся криво. Потом схватил простыню за уголки, узлом повязал и волочет в коридор Там куча нашего добра — теперь не добро, а мусор, конечно.

На меня Щипачевы ноль внимания. Потащили свои пожитки в нашу комнату. Старенькая бабуля ножками засеменила, подушку под мышкой принесла. Несут мебель, кровати стелют и спящих детей переносят и укладывают. И все так быстро, я даже не успел расстроиться, что мне теперь с ними в одной комнате жить. Хочу зайти, а Щипачев в дверях стоит, меня не пускает и вредно усмехается.

— Твой отец арестован, — говорит. — Не место тебе здесь.

Я стою, ни туда ни сюда, не знаю, что делать, а он отвернулся и закрывает дверь.

— Ему в детском доме лучше будет, — говорит он жене. — С другими ребятами.

И защелкнул замок.

Я ночью во дворе один в первый раз. Темно. Снег. Ветром так и режет. Иду под арку, выглядываю на улицу. Ну хотя бы один гражданин был. Ни души. Бояться, конечно, нечего, но все равно неохота туда выходить. Шагнул обратно во двор, гляжу вверх на наше окно. А там темно. Щипачевы уже спят, им в нашей комнате тепло и уютно. Завтра они выкинут наши поломанные вещи. Это не важно, вещи не имеют значения. Мы с папой принципиально против личной собственности. При коммунизме личной собственности не будет. Но все же как-то жалко.