Сели на скамейку в парке и снова, как в Марокко, разговорились "по душам". Незаметно западногерманский "турист" от погоды и красот испанской столицы перешел к политике. Ах, как свободно, как смело критиковал он ушедшее в отставку в ФРГ правительство Гельмута Шмидта! Какие остроумные отпускал замечания, какими сыпал меткими и ядовитыми репликами! И когда "турист" внезапно перевел разговор на тему о Советском Союзе, где он якобы побывал три года назад, Туганов решил перещеголять собеседника собственными "откровениями"…
Позднее в своем заявлении "История моего заблуждения" он так охарактеризовал свое поведение: "Я не особенно следил за выражениями и, давая оценку людям и явлениям, не думал о том, верны ли, правдивы ли мои обобщения, опирающиеся на отдельные, чаще всего совершенно нехарактерные для нашей страны факты. Я говорил о явлениях, которые относятся к области советской демократии и демократического централизма, касаются роли личности в истории, выбирал такие примеры, которые, по моему мнению, можно было расценивать отрицательно".
Словом, Туганов выглядел эдаким тщеславным павлином, распустившим пышный хвост краснобайства, замешанного на клевете. Поглядите, дескать, на меня — экий я независимый, раскованный "свободный художник", мыслящий широко космополитически!
Отрезвление наступило внезапно. Когда, критический раж Туганова пошел на спад, он вдруг увидел, как западногерманский "турист" выключил висящий на шее магнитофон-малютку.
— Что вы делаете! — опешил Эльберт.
Собеседник усмехнулся:
— Интересно было услышать откровенные высказывания советского деятеля культуры.
"Турист" из ФРГ явно был удовлетворен. Еще бы: он умело "разговорил" советского человека, толкнул его на заявления более чем сомнительного свойства, точнее — на клевету против собственной страны и зафиксировал эту клевету на магнитофонной пленке. Его задача "загонщика" (а именно так именуют на жаргоне ЦРУ тех, кому поручено шантажировать находящихся за рубежом советских людей) выполнена. Остается лишь ждать указаний, что делать с "добычей".
— Неожиданно я понял, — вспоминает Туганов, — что встреча в Мадриде, готовый к записи и умело скрытый магнитофон, разговор, который провоцирует на критиканство, — все это не было случайностью. Речь шла о самой настоящей, продуманной, заранее спланированной провокации, начало которой было положено в Марокко.
Что же сделал Эльберт Туганов, как реагировал он на происшедшее? Вместо того чтобы, осознав ошибку, рассказать о случившемся товарищам по группе, посоветоваться с ними, словом, найти в себе мужество эту ошибку исправить, он выбирает иной путь — путь предательства.
