— Не много. Разложение зашло так далеко, что нельзя сказать, имело ли место изнасилование. Впрочем, возможно, раз ее нашли голой. Далее: на туловище и конечностях имеется масса мелких порезов, они неглубокие. Врач даже не смог установить наверняка причину смерти: из-за перерезанного горла или пробитой головы. Есть ли шансы, что вы сможете пролить на это какой-то свет?
— Пока не знаю. — После просмотра фотоснимков у меня имелись кое-какие идеи, однако я не хотел связывать себе руки.
Маккензи искоса взглянул на меня.
— Может, мне еще придется пожалеть, что задал вам этот вопрос, и все-таки: чем конкретно вы планируете заняться?
Я совершенно сознательно пытался об этом не думать. Ответы, впрочем, последовали автоматически.
— Понадобится рентген всего тела, если, конечно, его еще не делали. Потом я возьму пробы мягких тканей для определения ИПС…
— Определения чего?
— Интервала времени, прошедшего после смерти. В сущности, для установления срока давности трупа достаточно сделать анализ биохимических изменений. Состав аминокислот, летучих жирных кислот, глубина белкового распада… После этого придется удалить все остатки мягких тканей, чтобы перейти к экспертизе собственно скелета. Какого рода получены травмы, характер орудия убийства… В таком духе.
Маккензи поморщился.
— И как вы собираетесь это делать?
— Ну, ежели мягких тканей осталось не так много, то срежу скальпелем. Или сдеру аутопсийными клещами. А можно и несколько часов поварить труп в растворе стирального порошка.
У Маккензи вытянулось лицо.
— Теперь я понимаю, почему вас потянуло работать терапевтом…
Я подождал, пока инспектор не припомнит другие причины.
— Извините, — добавил он.
— Ладно, проехали.
Еще несколько минут мы оба молчали. Потом я обратил внимание, что Маккензи почесывает шею.
— Ходили уже? — спросил я.
— Куда?
— Насчет родинки. Вы ее теребите…
Он торопливо отдернул руку.
— Подумаешь, почесаться нельзя… — Машина свернула на парковку. — Все, приехали.
Я проследовал за инспектором в больницу, и на лифте мы спустились в подвал. Морг находился в конце длинного коридора. Запах ударил в нос немедленно, как только я вошел внутрь: сладковато-терпкая химическая завеса, которая, казалось, пленкой обволокла легкие после первого вздоха. Обстановка напоминала собой этюд в белых тонах по нержавеющей стали со стеклом. Навстречу нам из-за стола поднялась молодая женщина в медицинском халате, с азиатскими чертами лица.
— Приветствую вас, Марина, — непринужденно сказал Маккензи. — Доктор Хантер, позвольте представить Марину Патель. Она будет вам ассистировать.
