Единственное утешение, что и за Стеной все недвижимо, лишь изредка проносятся как ветер конные лазутчики. Да время от времени появляются кучки оборванных турецких солдат. Когда они появились впервые в конце лета, наша разведка очень встревожилась, уж не воины ли это кочевников, замаскированные под турок. Но позже из донесений наших лазутчиков, проникших в их ряды, стало ясно, что это всего лишь остатки османской армии, разгромленной под Чубукабадом.
Дни идут за днями, а они все бродят у Стены. Большинство из них — старики, по ночам они вспоминают далекие края со странно звучащими названиями, где когда-то сражались, и, конечно, султана Баязида, свою потухшую молнию, память о котором таскают с собой по степи.
Несколько раз они просились к нам на работу ремонтировать Стену, а когда снова рухнула правая башня, один из них настоял-таки на том, чтобы я его принял, и на ломаном китайском языке принялся рассказывать мне, что видел в какой-то дальней-предальней стране мост, в опору которого замуровали человека. Показывая на свои глаза, он клялся, что видел вот этими самыми глазами замурованного, и попросил клочок бумаги, чтобы нарисовать мост. «Мостик совсем небольшой, а все равно понадобилось принести жертву, чтоб не рухнул, — продолжал турок. — А такая бесконечная стена, разве она будет стоять без жертвоприношения?»
Несколько дней спустя он явился снова, опять заговорил о том же и на сей раз нарисовал мост. Когда я спросил, почему мост изображен вверх ногами, турок побледнел. «Сам не знаю, — ответил он. — Может, потому, что так он отражался в воде. Вот так, вверх ногами, он приснился мне позапрошлой ночью».
Когда он ушел, мы долго рассматривали странный рисунок. Крестиком, как он нам пояснил, было помечено место, где замуровали жертву. Я так долго и напряженно смотрел на рисунок, что мне почудилось, будто мост в самом деле колеблется. Или, быть может, на меня так подействовали слова турка, что ему запомнился не столько сам мост, сколько его отражение в воде. Таким он видится воде, а она, как объяснял турок, видит все иначе, чем, допустим, человек или земля. Это вода потребовала жертвы (так, по крайней мере, гласит предание), а точнее, чтобы замуровали, погубили человека.
Настала ночь, и лунные лучи, косо падая на камни Стены, вычерчивали тут и там какие-то человекоподобные лики. «У, проклятый», — бранил я про себя турка, по вине которого, как мне казалось, я стал замечать это недоброе сходство. А потом мне подумалось, что вот так же, как это перевернутое изображение моста, ходят, наверное, по земле добрые и дурные вести. Может быть, и народы вот так же дают знать о себе друг другу задолго, за сотни, а то и тысячи лет до того, как явится наконец официальная делегация с документами и черными печатями.
