Тот сразу понял. Мы развернулись и пошли на сближение. Приблизившись на дистанцию действительного огня, я поймал в перекрестие прицела самолет противника, нажал кнопку. «Мессершмитт» вздрогнул, повалился на крыло. Душа моя запела от радости, влепил, думаю, сейчас он вспыхнет факелом…
Но «мессер» вдруг пошел на разворот, и не было видно ни дыма, ни огня. Выходит, я промахнулся? Снова ловлю в прицел и выпускаю длинную очередь. Самолет вроде бы задымил, однако упрямо продолжал полет.
Видно, я оказался во власти азарта. Понимаю, что это плохо, горячиться в бою, — не признак мастерства. Но никакая сила не могла уже меня удержать. Снова набираю скорость, продолжаю вести огонь. Шилов неотступно следует за мной, и тоже изредка с большой дистанции бьет короткими очередями.
Так мы преследовали противника минут пятнадцать. Разъяренный, в последний раз беру на прицел «мессера». Но что за черт — выстрела не последовало. И тут опомнился: горючее-то у нас на пределе, надо возвращаться.
Встретили нас, как ни странно, с ликованием. «Разыгрывают, насмехаются», — подумалось мне. На душе и так кошки скребут, ведь бой оказался безрезультатным, враг ушел…
Да нет, без шуток нас считали чуть ли не героями дня. Многие наблюдали перипетии боя с земли и видели, как мы преследовали противника, прижимали его к земле, и он вынужден был удирать. Стало быть, мы показали свое превосходство.
Похвалу мы принимали сдержанно: как бы там ни было, а самолет все-таки не сбили. Попало от меня оружейнику Каримову. Не откажи в последней атаке оружие, наверняка добил бы фашиста. Но надо же быть самокритичным, вначале сам промазал, только признаться духу не хватает. Вспомнил слова Шестакова, сказанные в Ростове после первого учебно-тренировочного полета:
— Не нравится мне твоя спешка. Зачем торопишься?
Каримов недолго копался в машине. Выстрела не последовало потому, что заело пулеметную ленту. От главного инженера Кобелькова, и особенно от Шестакова, досталось многим, в том числе и инженеру полка по вооружению Ивану Андреевичу Орлову, человеку степенному, серьезному, хорошо знающему свое дело. Я стал на его защиту, при чем тут он, когда главная вина летчика да оружейника.
Забегая наперед, хочу сказать, что тот злополучный самолет все-таки оказался подбитым и упал, о чем и сообщил наблюдательный пост. Однако ругать нас с Мишей Шиловым было за что. Ведь воздушный бой — это прежде всего искусство, детальный расчет, выдержка, хитрость.
