Настало время моего выступления. Я вышла к роялю и поклонилась. Освещена была только сцена, я не могла видеть лица зрителей. Я попрощалась с Ромео и Джульеттой и затем выпустила их в темноту”.
Успех Софии придал мне энергии, наполнил новыми мечтами. Я не могла не отметить, что Weill Recital Hall, где выступала София, — в то время довольно симпатичный зал с арками в стиле Belle Epoque и симметричными пропорциями — был относительно небольшим помещением на третьем этаже Карнеги-холла. Я знала, что гораздо больший, великолепный зал, который я видела по телевизору и в котором перед почти тремя тысячами человек выступали самые-самые знаменитые музыканты мира, носил имя Айзека Стерна. Я сделала мысленную зарубку: мы должны попытаться однажды там выступить.
Но было и кое-что, что омрачало тот день. Мы все ощущали отсутствие Флоренс, оставившей после себя пустоту, которую нельзя было заполнить. Меня также укололо то, что не приехала Мишель, прежняя учительница Софии, — наш уход к Вей-Йи не прошёл гладко, несмотря на все попытки сохранить с ней дружеские отношения. Но хуже всего было то, что у Лулу в день концерта случилось пищевое отравление. После того как она все утро репетировала с Кивон пьесы для прослушивания, она пошла перекусить в кафе. Двадцать минут спустя Лулу уже держалась за живот и корчилась от боли. Ей удалось справиться с собой на время выступления Софии, но в конце она, пошатываясь, вышла из зала. Кивон на такси отвезла её обратно в отель. Лулу пропустила вечеринку, и мы с Джедом по очереди бегали в номер, где её тошнило весь вечер, а моя мама присматривала за ней.
На следующее утро Лулу была похожа на привидение и едва могла ходить, но мы повезли её в Джуллиард. Бело-жёлтое платье и большой бант в волосах оживляли её лицо. Я подумывала отказаться от прослушивания, но мы вложили столько времени в подготовку, что уже и Лулу хотела принять в нем участие. В комнате ожидания мы повсюду видели мрачных и целеустремлённых азиатских родителей, ходивших взад и вперёд. Они казались настолько приземлёнными, что я подумала: как они вообще могут любить музыку? Тогда меня озарило, что почти все родители были иностранцами или эмигрантами, а музыка стала для них билетом сюда, и я поняла, что не похожа на них. У меня нет их смелости.
Когда Лулу вызвали и она побрела в аудиторию, моё сердце чуть не выпрыгнуло из груди, и я почти что сдалась. Но вместо этого мы с Джедом прильнули к двери и слушали, как она играет Третий концерт Моцарта и “Колыбельную” Габриэля Форе, и обе пьесы звучали как никогда трогательно. Потом Лулу сказала нам, что скрипач Ицхак Перлман и знаменитая преподавательница по классу скрипки Наоко Танака были среди членов жюри.
