Пепел большой войны | страница 51



Сегодня в блиндаже мы снова говорили о поражении под Сталинградом. Тогда, год назад, нам было еще не вполне ясно значение этого сражения. Изрядное смятение Карлхена Рихтера казалось нам преувеличенным. Я как сейчас вижу, как он тогда во время урока внезапно встал в проходе между нашими столами и произнес: «С исторической точки зрения Сталинград представляет собой величайшее поражение германского вермахта со времен наполеоновской кампании 1806–1807 годов».[99]

Должно быть, мы тогда столь недоуменно уставились на него, что он поспешил тут же добавить: «Что ж, войны за освобождение от него были тогда столь же славными!»

Но себе под нос он еще часто повторял столь типичное для него выражение: «Трагедия! Юдоль печали! Трагедия!»

6 февраля 1944 г.

Вчера на батарею снова пришли новенькие, 1928 года рождения, учащиеся средних школ и дополнительных классов[100] из Шнайдемюля, Дойчкроны и Драмбурга.[101] Им пришлось занять весь продуваемый сквозняками блиндаж, где так долго жили и мы. По большей части все они просто еще дети. Наводя в своем блиндаже чистоту, они с ужасом нашли много заплесневелого хлеба и сложили его на столе. Естественно, именно в этот момент в блиндаже появился командир батареи и увидел эту картину. Он просто остолбенел и едва не лишился рассудка! Однако и в самом деле трудно понять, кто именно сделал это: то ли мы, «старики», то ли избалованный фон Петнц или господа из Балтийской школы? Кто знает?

Командир созвал всех посмотреть на это безобразие, но под его руку попали только те, кто в тот момент находился в блиндажах, но никого из нас, штольпенских ребят, там в тот момент не было. Командир бушевал как безумный, и в конце концов все это было вышвырнуто из блиндажа со словами: «вот же преступная природа! И ничего удивительного в том, что здесь процветает воровство!» (У Асмана пропал перстень.)

Вот был переполох! Естественно, все ребята из вспомогательного персонала взяли после этого на вооружение выражение «преступная природа». Услышав его, командир уже по-настоящему разбушевался. Выстроив всю батарею, он объявил всему личному составу, что все, кто хотел бы пожаловаться на капитана Лёве, должны выйти вперед…

Через несколько минут из строя вышли четыре человека. В том числе Торман и Проль, оба шверинцы. Командир был ошеломлен. Он, пожалуй, не ожидал от них такой смелости.

Им было приказано отправляться к парикмахеру и постричься под ежик, затем им предстояла проверка форменного обмундирования и шкафов. Никаких других придирок командир измыслить не мог.