А сейчас я должен забраться в койку, у меня снова начинает болеть горло, и я чувствую себя не лучшим образом. Надеюсь, завтра мне будет лучше, потому что завтра моя очередь быть бачковым,[75] а это значит, что утром я должен встать раньше остальных, позаботится о еде, принести с камбуза молочный суп и убрать стол после еды. У моряков свой, отличный от всех других язык, но он мне нравится. Мы уже вполне овладели им и разговариваем только на нем, как настоящие бывалые моряки.
17 декабря 1943 г.
Два волнующих дня уже миновало. Но в нашем бараке сейчас все спокойно, поскольку отпускники отправились по домам. Нам, пока еще ожидающим своей очереди, непривычно находиться в тесном пространстве с немногими оставшимися.
Сегодня население нашего маленького барака уменьшилось еще на одного человека. И кто может сказать — счастливчик этот паренек или совсем даже наоборот? Пети Диттбернер. Из всех нас, штольпенских, он 1926 года рождения. Вчера он получил вызов из управления службы имперской трудовой повинности. Так что он досрочно завершил свой краткосрочный отпуск и в понедельник накануне Рождества убыл во Фридеберг.[76] Вот уж действительно невезение — это надо же, за три дня до Рождества куда-то добираться.
Вчера вечером у нас была тревога. Снова бомбили Берлин. Но бомбардировщики шли на него через Рюген, а мы остались в стороне.
Сегодня с утра для меня было настоящее Рождество, потому что я получил посылочку от своей сестры Эльфриды и письмо от Вальтрауд. Она очень радуется предстоящему мне отпуску. Просто чудесно, что у меня есть сестра, с которой мы так прекрасно понимаем друг друга. У нас с ней воистину одно сердце и одна душа. Мы прекрасно понимаем друг друга, и каждый доверяет другому то, что его волнует… Так пусть же все так и остается.
Во второй половине дня в 14.00 — тревога. Мы думали, что это учебная тревога, поскольку ей не предшествовало никакое «состояние боевой готовности». Но когда мы прибежали к орудию, увидели, что там уже все покрыто дымовой завесой. Над нашими позициями кружил самолет-разведчик. Сначала мы подумали, что это наш самолет. Но тотчас же поступил приказ «Наводчики, в укрытие!», а вслед за ним тотчас же «Залп!». Мы тоже вели огонь! Заградительный огонь! Собственно, мы должны были сделать только три выстрела, хотя в боевой горячке наше орудие выстрелило и в четвертый раз. За что тут же последовал разгон с командного пункта. Еще повезло, что орудие № 4 из-за задержки при заряжании сделало только один выстрел. (Перчатка Ладе Хойзера застряла в клиновом затворе и блокировала его.) Так что можно считать, один выстрел мы сделали за орудие № 4.
