Она закрыла глаза, едва справляясь со своим дыханием.
— Я очень рада, Дикки. Передай мои поздравления Эйми.
— Конечно. Конечно, передам.
Он помедлил, потом вдруг рассмеялся, как будто удивившись.
— Скажи ей, — ласково проговорила Малышка, — что я очень хочу повидать ее и малыша, но подожду, пока они выйдут из больницы. Думаю, у нее и без меня избыток посетителей, так ведь?
— В общем, да, — ответил Дикки и опять неловко рассмеялся.
— Ох уж эти нетерпеливые дедушки и бабушки! — подыграла ему Малышка. — На кого он похож?
— Не знаю. Правда, не знаю. Маленький лысый старичок. Эйми говорит, он в меня, но думаю, это не комплимент.
— Вы уже решили, как назовете его?
— Наверно, Ричардом. Эйми хочет, чтобы он был Ричардом Мерлином. А я думаю — Ричард Джеймс.
— Разумно, — согласилась Малышка. Она подумала, что после этого Джеймс наверняка увеличит им содержание! Ее мысленному взору явился Дикки — красивый юноша с квадратным лицом и твердым квадратным ртом, как щель в копилке. Бедный малыш, если он в самом деле похож на отца! — Что толку называть его в честь мертвого волшебника?
Дикки довольно долго молчал.
— Думаю, это немного вызывающее имя. Мальчику нелегко придется с ним в школе.
— А, ну конечно, — откликнулась Малышка. — Конечно. Я понимаю. Наверно, ты прав.
Опять наступила пауза.
— Я передам Эйми привет от вас.
— Спасибо.
— Знаете, Малышка, она очень любит вас.
Лишь положив трубку, Малышка поняла, что это был упрек в ее адрес. Дикки ждал, что она спросит, когда можно прийти в больницу, а она не спросила, и он обиделся за Эйми. И справедливо обиделся, подумала Малышка. Ужасно глупо! Так не понять друг друга! И она хороша — злая, мстительная, эгоистичная. Ну с чего она взяла, что Дикки отстранил ее как «ненастоящую» мать Эйми, несмотря на всю ее любовь и заботу, когда его-то как раз волновало, не перестала ли она теперь любить Эйми!
И все-таки Малышка не могла до конца успокоиться; темная, ничем не оправданная злость не давала ей покоя, перекрывала, как опухоль, горло, душила ее.
Малышке не хватало воздуха. Она вышла из дома и быстро зашагала по улице, едва не побежала, что-то бормоча себе под нос, как бы заново произнося свою часть диалога. Надо было спокойно поговорить с Дикки, четко разъяснить ему, что она думает.
— Я люблю Эйми как родную дочь. На самом деле она и есть моя родная дочь. Я растила ее с шести лет. Разве это ничего не значит? Узы крови — это несущественно, примитивно, это совсем ничего не значит.
