Это была настоящая катастрофа. Как из неё выходить? Я считал тогда и считаю сейчас, что надо было переходить к смешанной экономике с преобладанием реформированного государственного сектора, т.е. допущением частной собственности в определённых сферах и отраслях под контролем государства. В государственном секторе надо было ликвидировать отраслевой монополизм, создавая в ключевых отраслях конкурирующие между собой крупные вертикально интегрированные концерны. Я был решительно против повальной приватизации, а тем более против введения самостоятельности всех предприятий, что вело к разрушению вертикальных технологических связей и межотраслевого оборота товаров и услуг. Требовались годы постепенного создания рыночной инфраструктуры, которая смогла заменить собой централизованное распределение ресурсов и товарной массы.
И, конечно, ни в коем случае нельзя было сразу, единым махом вводить свободное ценообразование, контроль над ценами следовало ослаблять постепенно, а в ключевых отраслях сохранять как можно дольше. Без всех этих условий экономика была обречена на сверхинфляцию, анархию и длительный глубокий кризис.
Все это я писал не постфактум, а задолго до того, как свершилось ельцинско-гайдаровское безобразие в экономике. В то время примерно на таких же позициях постепенного перехода к смешанной экономике стояли ведущие экономисты страны, в том числе и стоящие у кормила государственного управления экономикой или вблизи от высшей власти. Я говорю о Леониде Абалкине, который был заместителем Председателя Совета Министров по вопросам экономической реформы, Станиславе Шаталине, который возглавлял Отделение экономики в Академии наук и был вхож к Горбачеву, Николае Петракове, который был помощником президента по экономическим вопросам. Но не только меня, не занимавшего никаких постов, но и этих высокопоставленных специалистов Горбачев под нажимом своего антисоциалистического окружения с какого-то времени перестал слушать.
Помню, как ещё в ноябре 1989 года я был приглашен на семинар в штаб-квартире Европейского союза в Брюсселе, где обсуждались наши реформы, а советскую делегацию возглавлял Леонид Иванович Абалкин (в её составе был и Олег Тимофеевич Богомолов, директор Института стран социалистической системы). Уже тогда из доклада Абалкина было видно, что его влияние на ход событий было ограниченным — он был лишь одним из десяти (или больше) замов предсовмина, причем далеко не первым. Он сдерживал силы анархии, как мог, но не всегда ему это удавалось.
