Я сразу сказал, что хочу взять у него интервью для журнала. Он ответил: «Хорошо, но за это вы должны мне рассказать о положении в советском руководстве». Незадолго до того произошло смещение Б.Н. Ельцина из секретарей ЦК и кандидатов в члены Политбюро. Хотя у нас Ельцин уже гремел, его имя на Западе ещё мало кто знал. Роль оппонента Горбачева сразу выделила его как особую политическую величину. В США им заинтересовались. Киссинджера всегда увлекала не только внешняя сторона игры фигур на политической шахматной доске, но и стоящая за ней объективная ситуация. Я обрисовал ему три сценария будущего развития СССР, которые незадолго до того обсуждал с Гэлбрейтом. Если наложить на эти сценарии политические краски, то получалось, что Ельцин объективно отражал интересы той части элиты, которая хотела скорейшего перехода к необузданному рынку, т.е. капитализму. Но в ноябре 1987 года мало кто, в том числе Киссинджер, ещё понимал, какая потенция в нём заключена. Их вполне устраивал Горбачев, и опасности для него они тогда видели не от Ельцина, а от консервативных сил. Что касается Ельцина, то пока с точки зрения американских интересов это — тёмная лошадка, и готовый к сближению и компромиссам Горбачев для США много выгодней, чем практически неизвестный кот в мешке Ельцин.
— Меня немного удивляет, однако, — продолжил Киссинджер, — идея Горбачева о «едином европейском доме». Можно понять его стремление улучшить отношения с Лондоном, Парижем и Бонном. Но готов ли он на объединение Германии, без чего Европа останется расколотой? И готова ли Москва на ослабление своего контроля над Восточной Европой? Главное же — надежды Москвы на ослабление позиций США в Европе не основательны. Европа получает от альянса с Америкой много больше, чем она когда-нибудь получит от сближения с СССР. Пока существует русская империя в какой-либо форме, да ещё и оснащённая ядерным оружием, Европа будет кровно нуждаться в поддержке Америки. Да вы и сами убедились на сегодняшней конференции, насколько прочны и многогранны не только политические, но и духовные узы через Атлантику. Мы над этим работали десятилетиями, и ослабить это единство теперь уже вряд ли возможно.
Признаться, я и сам считал идею «единого европейского дома» довольно туманной. Но таких утопических построений в «новом мышлении» Горбачева было много. Согласившись на поглощение ГДР Западной Германией и на антисоциалистический переворот в Восточной Европе, Горбачев не только не приблизил, но фактически отдалил создание единого общеевропейского дома. В то время мы не могли предвидеть, что это произойдет всего через два года.
