Она сказала:
— С той стороны тоже не пройти.
Люди привыкают к благополучной жизни, и Мэри пока еще не могла осознать всю серьезность грозящей им опасности. Море шумело далеко, и мысль, что все пути к отступлению перекрыты, вызывала лишь легкую досаду, вроде той, которую испытываешь, когда прибежишь на вокзал, еле-еле успевая к поезду, а тебе сообщают, что поезд отменили.
Поэтому девушка уселась на камень и стала смотреть вдаль. Уилтон прохаживался взад-вперед. Ни он, ни она не проявляли намерения пустить в ход дар связной речи, отличающий человека от осла, вола, бородавочника обыкновенного и прочих низших животных.
Только когда волна плеснула у самого валуна, Мэри нарушила молчание:
— Вода поднимается…
Море вдруг предстало перед ней в совершенно новом свете.
Во-первых, его было много. Оно заполняло до краев маленькую бухту, накатывало на песок и бурлило среди скал, из-за чего одна мысль заслонила в сознании Мэри все прочие соображения — мысль о том, что она не умеет плавать.
— Мистер Уилтон!
Уилтон холодно поклонился.
— Мистер Уилтон, вода… Она поднимается!
Уилтон бросил надменный взгляд на море.
— Вижу.
— Что же делать?
Уилтон пожал плечами. В эту минуту он ощущал разлад с природой и человечеством. Ветер переместился на несколько румбов к востоку и теперь исследовал строение его организма с ловкостью первоклассного хирурга.
— Мы утонем! — вскрикнула Мэри Кемпбелл. — Мы утонем… мы утонем… мы утонем…
Обида вмиг покинула Уилтона. До сих пор он думал только о себе.
— Мэри! — воскликнул он с бесконечной нежностью.
Она бросилась к нему, как ребенок к матери, и он принял ее в свои объятия.
— О, Джек!
— Милая моя!
— Мне так страшно!
— Любимая!
В минуту грозной опасности ледяное дыхание страха выметает из нашей души все мелочное, наносное, и мы обретаем себя.
Мэри смотрела вокруг безумными глазами.
— Мы сможем взобраться по скалам?
— Сомневаюсь.
— А если позвать на помощь?
— Можно попробовать.
Они звали во весь голос, но ответом им были только грохот волн да крики морских птиц. Вода подступила к самым ногам, и пришлось отойти назад, под прикрытие утесов. Так они и стояли молча и ждали.
— Мэри, — тихо сказал Уилтон, — скажи мне одну вещь.
— Да, Джек?
— Ты меня простила?
— Простила ли! Как ты можешь спрашивать в такую минуту? Я люблю тебя всем сердцем!
Он поцеловал ее, и странная умиротворенность осенила его черты.
— Я счастлив!
— Я тоже.
Соленые брызги упали ей на лицо, и Мэри задрожала.
— Я ни о чем не жалею, — сказал Уилтон вполголоса. — Если все недоразумения позади и больше ничто не стоит между нами, за это стоит заплатить… хотя, конечно, будет довольно-таки неприятно.
