40
Меня очень удивляло, что я продержался все это время, ни разу не выпив. Но так продолжаться не могло, и я даже подумал: «На этих богов, или как он их там называл, я смотреть не пойду. Наверняка того же пошиба. Уж лучше вернусь обратно прямо сейчас».
И уже начал спускаться по ступенькам собора, по которым до этого поднимался, как вдруг столкнулся лицом к лицу со своим приятелем санитаром, вовремя прибывшим на место нашей встречи.
— Вы не сможете вернуться тем путем, каким пришли. Это займет слишком много времени. Вот туда будет быстрее. И не забывайте о своих будущих читателях: постарайтесь их не разочаровать.
Он говорил о вас, и второй аргумент показался мне таким же веским, как и первый. Но я все равно боюсь вас разочаровать. Меня, по крайней мере, то, что я увидел, разочаровало.
Снаружи собор был украшен статуями из папье-маше, воздвигнутыми, кажется, в честь прежних богов. Ибо боги из плоти оказываются здесь уже на закате своих дней; когда их тела перестают функционировать (и получают странное название «посмертные останки»), от них избавляются, вылепив их изображения, которые я рассматривал. Но они все равно продолжают оказывать воздействие через богов из плоти, которые слывут за интерпретаторов богов из папье-маше. Вся эта система довольно сложна. Каждая категория Беглецов делегирует представителя, который заседает среди богов или, как они говорят, среди Архов. Итак, есть один Архинеуемник, один Архиигрок, один Архихудожник, один Архипоэхт, один Архисциент, один Архисоф и так далее. Каждый законодательствует в своей сфере.
Какой-то швейцарообразный привратник открыл нам дверь, мы прошли через обитый дерматином тамбур и оказались в нефе. Множество верующих и слуг суетились вокруг богов; их было двенадцать, они сидели в креслах посреди хоров, вокруг открытого люка, из которого, как в описаниях Лукиана, поднимался пар. Двое были в мундирах с нашивками и при шпагах, один, как мне объяснили, систематизировал коллективные бойни, другой — грамматику. Остальные — в простых визитках, кроме Архипапы, облаченного в красную тогу ламы с вышитой на спине печатью Сулеймана, в украшенной полумесяцем митре, на «двухэтажных» японских сандалиях, с ножом гаруспика и распятием на поясе, а также прочими разномастными аксессуарами. Все Архи были стары, по крайней мере, на вид. «Но, — сказал мне санитар, — мы определяем органический возраст человеческого существа научно, исходя из соотношения между тем, что он дает, и тем, что получает. Исходя из этого, эти старики, как сами видите, — сущие дети».
