Сантьяго проехал по извилистому маршруту: Форт-Вашингтон-авеню, Форт-Трайон-парк и Клойстерс, Нэгл-авеню к Дикман-стрит, западная граница Хай-Бридж-парка и обратно по Сент-Николас-авеню. Внимательно осмотрел все лестничные колодцы, спускающиеся на надземной Первой линии метро, все выходы на конечной станции линии А на Двести седьмой улице. Он ничего не мог поделать на Бродвейском мосту и на мосту Генри Хадсона, хотя знал из сообщений по радио, что отряды из тридцать третьего и тридцать четвертого участков, а также команды из министерства транспорта установили двойные заградительные посты (усиленные впоследствии подразделениями Национальной гвардии, вернувшимися из Ирака). Официально Сантьяго был наряжен в команду охраны мостов; неофициально — предоставлен сам себе.
Сантьяго не особенно задумывался о массовых беспорядках или месте их в истории города. Помимо безотлагательных мыслей о семье, он поймал себя на том, что вспоминает о службе в дорожной полиции задолго до перевода в ОАБ и о старой партнерше Берти Гольдштейн, высохшей старой еврейке из Саннисайда, озабоченной тем, какую пенсию сможет заработать к тому времени, когда ее отправят в отставку. Сантьяго в те дни экономического подъема, до наступления краха кредитной системы и торговли недвижимостью, был веселым молодым человеком. Тогда город открывал ему свои безграничные возможности и доступные предметы вожделений. В те дни ему не терпелось приступать к работе, находить одну угнанную машину за другой, ловить лихачей, угонщиков и пьяных водителей. Тогда он научился собирать материал, быстро разыскивать истории (криминальные, кредитные, служебные, медицинские), обнаруживать систему в как будто бы бессмысленном множестве данных, замечать олухов издали. Это было очень просто. Он останавливался у ближайшей школы, дожидался, когда подъедет самая дорогая машина, и тормозил ее. Сантьяго помнил, как партнерша однажды упрекнула его за разделение водителей на группы, — принцип, которому он с готовностью следовал.
— Берти, милочка, — протянул он, испытывая странное отеческое чувство к низенькой старухе, ездившей с ним в радиофицированном автомобиле, — называй это как угодно. Если увидишь какого-то олуха, только что начавшего бриться, за рулем новенькой дорогой машины, его нужно останавливать из принципа. В девяноста девяти случаях из ста тут либо подделка кредитной карточки, либо угон. Если нет, просто скажешь: «Всего хорошего». Проверка займет несколько минут на твоем компьютере, а значки, которые мы носим, позволяют останавливать кого угодно и когда угодно. В конце смены у нас больше задержаний, в городе меньше людей, использующих краденые или поддельные кредитные карточки, а управление может получить сколько-то долларов, продавая на аукционе арестованные нами машины. Все выигрывают, кроме олухов, которые все равно заслуживают проигрыша. Понимаешь?
