дрянной брат Сантьяго Рафа начал над ним бессмысленное издевательство — какое именно, оба уже забыли, — едва он вернулся домой после особенно тяжелой смены. Сантьяго не раздумывая напряг от плеч до кистей нужные мышцы, налившиеся благодаря наследственности, времени и переноске тяжестей, и громадным кулаком нанес брату удар в солнечное сплетение, метя в стену в трех футах за его спиной. Рафа сел на пол, и у него началась сильная рвота; мать прибежала с криками, и Сантьяго прогнал под ливень довольно улыбавшийся отец Виктор, а потом украдкой одобрительно похлопал его по становившейся все шире спине.
В последовавшие за этим выходные Сантьяго впервые испытал огромное удовольствие от того, что девушка взяла в рот его пенис.
Ничего сказано не было, но в поведении членов семьи после тех выходных произошли незначительные перемены. Никто не задирал Сантьяго, не давил на hermano perqueno.[7] Сантьяго осознал, что пересек невидимую границу детства — он чувствовал это в своей осанке и походке, — и остальные члены семьи тоже это поняли. Братья перестали докучать младшему, даже прониклись к нему симпатией. Сестра по имени Эсперанса, отношения с которой у него всегда были лучше, чем с братьями, стала его доверенным лицом и поддерживала всякий раз, когда он выдумывал очередную историю для матери, замечавшей его все растущую популярность у местных девушек. Отец — Сантьяго это было известно — совершенно не верил его выдумкам, но провел определенную черту. Сантьяго знал, что отцу лгать нельзя, и Виктор знал это тоже. Отношения их крепли, чем Сантьяго втайне очень гордился, поскольку жил в том месте и в то время, когда двадцать процентов отцов бросали семьи до того, как их первенцы шли в школу. Виктор Сантьяго был сделан из другого теста, и его младший сын понял это.
Дважды мигнувшие фары на бульваре Вернон подняли Сантьяго со скамьи. Машина Виктора плавно подъехала к кафе «Бразилия» и остановилась, Сантьяго влез в кабину, молча включил свой айфон в приемник на приборном щитке и стал просматривать список мелодий, стараясь не думать о громоздком грузе за их спинками, спрятанном под брезентом. Из восьми динамиков зазвучала золотая труба Хесуса Алемани.
Автофургон прекрасно характеризовал Виктора. Он представлял собой «хонду-одиссею», захваченную при налете на наркоторговцев. Сантьяго после редкого у них препирательства повез отца на полицейский аукцион. Виктор первоначально хотел купить автофургон у знакомого из Бронкса, предпринимателя на процветающем черном рынке гибридных машин, но сын, полицейский, запретил ему. Виктор, выложив две тысячи долларов наличными, поехал в этой «хонде» с аукциона прямо к себе в мастерскую, где провел полтора месяца, разбирая и переделывая машину. Он выбросил старую головку цилиндров, расточил цилиндры на одну сотую дюйма и сделал новую головку и клапаны. Его знакомый из Бруклина изготовил ему новый коленчатый вал и поршни. Он провел новые приводы из нержавеющей стали к новым нержавеющим тормозам, собрал совершенно новую выхлопную систему. Установил новый нержавеющий бензобак и топливный насос, легированный радиатор, больший охладитель масла, навигатор и ободья из легкого сплава (не слишком броские — Сантьяго не хотел, чтобы соседи таращились на автофургон) на всепогодные шины высшего качества.
