— Веня, ты въезжаешь — я в том сейшене каденцию из концерта Моцарта перелопатил! В куски порвал, народ сгнил! И Родька на ударных так вписался, мы шабаш вдвоем устроили! Жаль, ты так и не подъехал, с виолончелью был бы просто улет! Такого конца фестиваля никто не ожидал, врубись — вначале два-три человека поддержали, зал в обмороке, тишина! А потом — как с горы лавина, что там началось!
— Кирилл, да мы сейчас в О. не сейшен, революшен устроим! Другого бы выгнали метлой со сцены, а тебе все прощается. У меня идейка давняя, две линии перемешать, «Deep Purple» с Билли Тейлором захуячить вперемежку, переходы через твои опорные риффы, супер!
— Сделаем, Веня, мы за три дня на уши их поставим. Ох, как здорово, что ты меня вытащил! Мамаша с ума сойдет, когда меня увидит, — каждый день звонит, долбит, чтоб ничего, кроме классики, не играл: «Потерпи, Кирюша, до конкурса немного осталось!» А я скажу, что дома и стены помогают: маму не видя, мне классика не в радость и конкурс невмоготу.
— Да мне стыдно, Кира. Отвлек гения от рояля. Потомки не простят.
— Жизнь один раз дается, а концерты три раза в неделю, иногда ежедневно, пока головушка, — тут Кирилл кулак к виску поднял, костяшками пальцев легонько коснулся, — простучим, Веня, три ровные четверти по дереву, чтоб не сглазить, — варит, на память не жалуюсь. И вообще не жалуюсь. Выпьем, родной, за уверенность и дружбу! Пли!
Зазвенели стаканы, соседи чокались, потом тишина — пьют. Несомненно. Дэн поморщился, как зубная боль пронзила: эта радость надолго. Мечта выспаться улетучилась. Интересно, который час — может, хоть три-то часа вздремнул? — Дэн оттянул маску вверх, взглянул на часы и тихо застонал. И сорока минут не прошло. Теперь куковать с этими алкоголиками, пока моторы жужжат. Крупно повезло, ничего не скажешь.
— I'm sorry to disturb you, sir. Me and my friend we are musicians, I appologise for such a fuss here. Take, please, a glass of our wonderful beer![1]
— Thanks, dear friends.[2]— Дэн, взглянув на раскрасневшееся от возбуждения лицо говорящего, решил не усложнять и тут же перешел на русский: — Я не пью пиво, тем более в самолете. В полете я предпочитаю крепко спать.
— А, так ты наш! А я-то думал, америкос уединения ищет! Ну, извини, брат, но покой, ты же знаешь, в бизнес-классе. Я вот за свои кровные лечу и Веньку везу, он охуительно на виолончели шпарит! Огромный он человечище! — Веселый и толстый парень на переднем кресле (в неуместных очках, дорогая рэйбэновская оправа, Дэн ее сразу определил, — плохо сочеталась с зеленым замызганным шарфом и цветастой рубашкой, некрепко застегнутой, пузцо явно мешало пуговицы соединить) из себя выворачивался, говоря с Кириллом, оба шумели так, словно боялись не докричаться. — А ты чего экономом-то? Компания должна тебе покой обеспечить, ты ж явно командировочный.
