И еще что-то неуловимое, за чертой определений и за гранью понимания. Но везение — в последнюю очередь, если вообще в списке присутствует. Дар — уже и есть везение, при определенном комплексе данных успех неизбежен. Исидора знала это наверняка. Как и то, что тысячи (или сотни тысяч? миллионы?) музыкантов целенаправленно приговаривают себя к провалу, хотя щедро одарены, преданы музыке с детства. Но какого-то винтика в целостной системе не хватает — маленького, почти незаметного, и успех никогда не увенчает усилия, результат недостижим и миссия невыполнима. Будут клясть судьбу, потом обидятся на нее, потом — кто какую сможет (это самый сложный пункт, отправная точка для другой судьбы, резкая, лбом о стену, смена сценария) — придумают себе новую жизнь, возможно, даже счастливую, но без цветов и оваций. Скромную и тихую.
Достойнейший поворот дела — преподавательские радости, иные несостоявшиеся триумфаторы становятся истинными подвижниками. Мучительный и непривлекательный поворот — преподавательские будни, но присутствуют отвращение и постоянные жалобы на несправедливость. Уязвленная гордость и неудовлетворенные амбиции, часто приводящие к язве желудка. Есть редкие случаи мужественного прощания с музыкой, переход на работу в банк, уход в торговлю недвижимостью или обзаведение земельным участком, мирное разведение овец и выращивание клубники. Это счастливые люди, сбежавшие от профессии «неудачник». Остальные приспосабливаются, как могут.
Анечка пока что просто слушается маму. Она очень старается. Звезду с неба не ухватит, это да, но вполне прилично играет. Иногда не хуже Инны… да, не хуже Инны в лучшие времена.
Последняя репетиция перед концертом, настрой на хороший результат в ее случае необходим. Боже, какие она кровавые репетиции с Митей устраивала! Но там другое дело, там работа всерьез, можно говорить все, не жалея и не сюсюкая. А ведь и правда — кто жалеет талантливых? Кто хотя бы однажды проникся состраданием к щедро одаренным? Они в другой категории, небожители. И драмы, и страдания — за семью замками сокрыты. Будто их бури стороной обходят и страсти не сшибают с ног.
Она вздрогнула от воспоминания о Жене Величко, обходительном и застенчивом мальчике — в десять лет. Но его привели к ней шестилетним — он тогда худющим, хулиганистым был. В четырнадцать лет он уехал за моря, в большую и жаркую страну, с другим педагогом. А в двадцать шесть, два года назад, — выбросился из окна парижского отеля «Конкорд». Двадцать шестой этаж. Лауреат трех конкурсов, а после первой премии на крупнейшем международном состязании, двадцать один год тогда был Жене, — разъезжал по всему миру, виртуозность безграничная, давно позабытая.
