Уже очень поздно, а может, очень рано. Из-под двери пробивается свет. Она чувствует тепло и расслабленность и дремлет, пока он говорит с неизвестной, вызывая такси. Он не хочет, чтобы она вставала проводить его до двери. Он хочет, чтобы она оставалась в теплом иглу из простыней и одеяла. Она заснула глубоко и без сновидений, едва за ним закрылась дверь, и все еще спала, когда зазвонил будильник.
В ПЯТНАДЦАТЬ ЛЕТ
Они ссорились из-за денег, это было мучительно. Отец считал, что поездка старшей дочери в Любек для изучения языка — это излишество. Он в ее возрасте за границу не ездил. Мама, которая ездила часто и выучила много языков, возражала железным тоном. О чем они спорили, о поездке ли на пароходе через Балтийское море? Их брак разваливался на глазах. Они воевали и ранили друг друга под предлогом обсуждения языковых курсов для дочери. Она слушала из кухни, переживая все больше, почти вне себя от беспокойства, ей уже не хотелось ехать, хотелось только провалиться сквозь землю, исчезнуть, умереть. Она знала, что у отца была любовница — жена друга семьи. Но что было известно матери? В прошлом году, когда мама нашла у отца в кармане счет на номер на двоих в отеле Копенгагена и шмякнула его на стол, отец ничего не сказал, только отвернулся к окну. Лицо напряглось, и вена на виске пульсировала, но он молчал.
ДОЧЕРИ
Им был нужен отец. Без него их жизни угрожал хаос. Но его манера уходить от ответа, прятать голову в песок, отворачиваться — сбивала с толку. Им приходилось брать сторону матери — он же ее предал. Чему это все могло их научить? Она извлекла только один урок, как раз после изнуряющей ссоры из-за денег для поездки в Любек: больше никогда в жизни не просить у них денег. У обоих. Не зависеть от них. С тех пор, как ей исполнилось шестнадцать, она зарабатывала сама — по выходным, на каникулах. А родители даже не замечали этого — были слишком заняты разрушением своих отношений. Возможно, именно здесь — корни ее трудностей при решении денежных вопросов. Они забросили детей, с головой погрузившись в свою войну не на жизнь, а на смерть.
Ее, старшую дочь, постепенно наполнял гнев. Он маскировался под что-то иное, например под желание быть независимой, никогда ни о чем не просить. Платить самой, любой ценой. Так она стала образцом самостоятельности, что означало вечно работать, не позволяя себе отдыхать, никогда не брать в долг, понимать, что за свободу надо платить, и знать, сколько именно. А еще при малейшем намеке на сомнение в чувствах со стороны другого — отступать. Разрывать отношения, не чувствуя себя любимой, желанной. С другой стороны, при попытке уйти самой ее обуревали тяжелые чувства. И это уже не было свободой. Она была в плену сети труднообъяснимых комплексов. Расставания давались ей жутко тяжело.
