Половины бутылки уже не было. Она поняла одну вещь: в гремящих рыцарских доспехах кружился и возвращался не ее отец. И не какой-нибудь другой мужчина. Это была она сама. Чем лучше она старается быть, чем больше дел уладить, тем плотнее сжимаются вокруг нее доспехи. И скоро ее раздавят.
РОЗЫ
теперь почти не были видны. Доползти бы до кровати. Несмотря на опьянение, она прекрасно соображала. Человека, как она, нельзя любить. Никто не хочет обнимать металлические доспехи. Не ее вина, что все так вышло, и ни кого бы то ни было. Если бы только она могла плакать. Ползти не пришлось, стены любезно предложили помощь. Она заснула, не успев раздеться.
БЫТЬ ЖЕНЩИНОЙ
Похоже, мужчины боятся женщин. Некоторые мужчины некоторых женщин. Впрочем, это цветочки по сравнению с ее страхом перед собственным полом. Нападки матери в самом ранимом возрасте сказывались до сих пор. Ее женственность вызывала гнев матери, а возможно, это было отчаяние, да, конечно, отчаяние. В результате дочь стыдилась себя: растущей груди, крови, вытекающей в трусики, — всего, на что она не могла повлиять.
АРТЮР РЕМБО О СВОЕЙ МАТЕРИ
В воскресенье она сидела в своей башне и читала Артюра Рембо, все подряд, и белые стихи о зиме в преисподней тоже. За окном слышался бой церковных часов, потом щель между небом и землей захлопнулась, и настала ночь. «Рот тьмы», — написал Рембо в Шарлевилле о матери.
Мать — самое опасное на свете.
UNE MÈRE AUSSI FLEXIBLE QUE SOIXANTETREIZE ADMINISTRATIONS À CASQUETTE DE PLOMB.
Мама, непоколебимая, как семьдесят три канцелярии под свинцовой броней, — он тоже писал о властной матери. Путь к женщинам был закрыт для мальчика по имени Артюр Рембо и LA CAMARADERIE, дружба — тоже. А как у него складывалось с мужчинами? Она отыскала потрепанную биографию, написанную Энидом Старки. Отец Рембо был, если верить некрологу, всеми любимым офицером, получившим награду за сражение с султаном в Марокко. Интересовался языками, переводил Коран. Бросил семью, когда сыну было шесть лет, и больше не появлялся. В шестнадцать лет, прямо перед провозглашением Коммуны, безотцовщину Рембо жестоко изнасиловали солдаты в бараке на рю де Бабилон. В Париже царил хаос. Мальчик, сбежавший от матери, шатался по улицам без единого су. Старки писал, что это отражено в одном из стихотворений.
IHTYPHALLIQUES, PIOUPIESQUES (Итифаллический, солдатский)
Эрегированные члены, солдатчина, клубы табачного дыма, насмешки — поэт мечтал о встрече с кем-нибудь, кто очистит его сердце. Единственный друг, обожаемый учитель и почти ровесник Изамбар, не понимал и лишь смеялся над его выражениями. Старки пишет об изнасиловании как об определяющем событии. Детство тут же кончилось. Дружба с Изамбаром тоже. Еще недавно — благовоспитанный школьник, получающий награды, теперь — грязный сквернослов, проводящий дни в кафешках Шарлевилля. За скабрезности, развлекавшие мужиков у стойки, с ним расплачивались коньяком и пивом. А в одиночестве, в библиотеке, он погружался в каббалу, мистику, магию и алхимию. Бегство от действительности, уход в себя. Так родился провидец, LE VOYANT, который не только видел бога, но и слился с ним. Святость святости. Нечто, в чем соединялись тысячи вещей, расколотых, рассыпанных, стертых в пыль, рассеянных по миру. Бешеная, можно сказать, девальвация происходила в этом сироте, но так родился гений языка.
