— Да говорил я — и Карповичу, и Игорю… несколько раз говорил, честное слово, Алексей Павлович! — отвечал несколько растерявшийся Миша.
— А надо было мне сказать… давно бы проблему решили… Да, и, слушай… без всякой связи с предыдущим… Миша, за минувшие сутки кое-что случилось, что заставляет меня отнестись гораздо серьезнее к английскому письму. Ну, тому, которое ты вчера у меня в кабинете читал. Смеяться над тобой никто не будет, думаю. Что же касается опасности… то ее, мне кажется, не стоит преувеличивать. Ну что, в крайнем случае, они тебе могут сделать? Из армии ты уволился, а здесь я тебя в обиду не дам…
— А черт их знает, — сказал Миша. — Они опять вроде в силу входить начинают…
— Все равно — возвращения к советским временам не будет. Кроме того, ты же опытный человек, если почувствуешь, что зашел слишком далеко, ну подашь слегка назад. Сманеврируешь. Короче говоря, я тебе буду очень признателен, если ты все же сможешь прощупать свои контакты. Насчет письма этого: действительно ли такой случай был.
Миша помолчал, подумал. Посмотрел в окно на Пушкинскую площадь. Думал он наверняка вот о чем. Хоть Данилин связь между повышением зарплаты и историей с письмом отрицает, но на самом деле все все понимают — люди взрослые. Создает ему Данилин «дополнительный стимул», ох, создает… Он, конечно, не подлец законченный, вопрос о зарплате по-любому поднимет, но можно же это сделать с разной степенью энтузиазма. Можно вскользь упомянуть, а можно в горло коммерческому директору вцепиться, как Данилин умеет, когда хочет. И можно добиться этого в срочном порядке, а можно и в нормальном, «рабочем». Да и ставка спецкора, она ножницы имеет — большая разница между нижним пределом и верхним.
— А можно поинтересоваться, — сказал наконец Миша, — что именно такого за минувшие сутки произошло?
Дескать, раз уж я в эту игру влезаю, то мне лучше быть в курсе всех деталей.
— Да так, странный случай, можно сказать, нелепый… Может быть, даже тупое совпадение, конечно.
— А все-таки?
Данилин поморщился — стыдно почему-то ему было эту глупость пересказывать, — но все же решился.
— Я вчера показал Трошину письмо, и он убедил меня выбросить его в корзинку для мусора — не в такую, как у вас тут стоит, а в старинную, плетеную, видал у меня под столом? Ты, наверно, слышал легенду что она когда-то Бухарину принадлежала. Я ее до сих пор любил очень, а теперь, вероятно, разлюблю.
Миша посмотрел на Данилина с опаской: чудит начальник, в себе ли?
