Игра в классики на незнакомых планетах | страница 36
Нет больше яблонь, остались аррихи и еще какие-то деревья, которым она и названия не знала.
И в кофейне толпился обычный межпланетный люд.
– Мне бы кофе со сливками, – сказала Шивон.
– Простите?
– Кофе. Эспрессо. Со сливками.
– Мокэспресс? С синим льдом? У нас есть марсианская добавка…
– Да нет, – сказала Шивон. – Кофе…
Официантка замерла, зеленые ирландские глаза застыли. На плече замигала лампочка, через пару минут появился менеджер. Живой.
– Вы с корабля? – спросил менеджер. – Сожалею, но кофе запрещен на всей территории Земли, указ Министерства здравоохранения. Можем предложить вам напиток «Бодрость» на основе венерианского корня…
Шивон развернулась и пошла от стойки прочь.
– Тройной мокэспресс, два марсианских и одну «бодрость», – заказал тот, кто стоял рядом.
Лоран прилетел к ней на третий день. Шивон обняла его, как потерянного брата. Никогда она так не скучала по нему в космосе – там они могли по несколько лет работать на разных кораблях и видеть друг друга только на экране – и ничего, а здесь…
Они стояли на балконе отеля, и с балкона Дублин казался городом из сна.
– Лоло, Лоло, что это такое? Это не Земля… Я попросила кофе со сливками, а они даже не знают, что это такое…
– Я заказал в ресторане бокал «Кот дю Рон», так на меня смотрели, как на идиота… Конечно, с тех пор как на Роне космодром… Но я, знаешь, как-то упустил это из виду, как-то… забыл.
– У них такой акцент. То есть совсем нет акцента – ты заметил?
– Жуть какая-то. Марсельца не отличишь от бретонца. Приехали, Галасоюз, речевая норма – так ее…
– А как они на нас таращатся…
– «Вы что, с корабля»? – произнесли они хором и рассмеялись.
– О Господи, мы никогда не вернемся на Землю – да?
– Неправда, глупая, – прошептал Лоран, прижимая ее к себе, – неправда. Это мы – Земля. Мы…
– Они вырубили все яблони, – тихо сказала Шивон.
– Ничего, – сказал Лоран. – Ничего…
– Лоло… слушай… кофе запретили… А это – может, тоже запретили?
– Пусть попробуют, – лаконично отвечал Лоран. Он остался французом, как бы ни изменилась его Франция.
Он снова нашел ее губы, и больше она ни о чем не спрашивала. За окном гудел город, чужим сердцем билась незнакомая музыка в барах, и венерианские аррихи распространяли в воздухе беспокоящий, горьковатый запах.
Потом Лоран уехал к себе в Довиль, а Шивон улетела в Балликасл. Ходила по берегу моря – небольшому отрезку, выгороженному для туристов, где скалы и трава по-прежнему были настоящими. Вроде бы долгожданное родное море – но ничего особенного не чувствуешь, это просто еще один город, где пришлось побывать.