Интеллигенты-богоискатели так и не открыли для себя собственной традиции, ее глубин. Они судили о ней только по внешности, которая, соглашусь, не всегда была «прогрессивной». Негативное восприятие традиции русскими «реформационными» богословами и философами, да всей русской интеллигенцией в целом, к концу XIX века стало устойчивым автоматизмом, если не догмой — в свою очередь окаменелой. В итоге она, интеллигенция, предпочла богословствовать (и философствовать) на языке другой культуры. Это было неорганично до искусственности. Естественно — когда я мыслю из собственного душевного (духовного) опыта, находя собственные слова для выражения этого опыта. То же и с культурой. Зрелая культура философствует и богословствует из себя и на собственном языке, будь то индийцы, мусульмане, европейцы или евреи. Зрелая культура даже безмолвствует по-своему. В России этого не случилось.
Современный русский математик, философ и богослов Сергей Хоружий пытается отыскать подходы к современному православному религиозно-философскому дискурсу. В качестве его опытного ядра он берет исихастскую теорию и практику, воплощенную в тысячах монашеских судеб. Исихастский, православный религиозно-мистический опыт, по мнению Хоружего, вполне допускает перевод на язык философских понятий. Этот язык будет живым и своим, потому что он выдохнут нашей собственной традицией. Хорошая мысль и прекрасное начинание. Вот только не поздно ли мы спохватились?..
Что до богословских исканий Серебряного века, то они в итоге повисли в исторической пустоте, так и не найдя почвы ни в России (по известным причинам), ни в русском зарубежье. Так, софиология, переусложненная гностическими и пантеистическими интерполяциями и темами и балансирующая на грани ереси, в сущности зашла в тупик и не получила дальнейшего развития. И это знаменательно. В середине XX века русское богословие за рубежом возвращается к традиции и заново открывает православное наследие. Начинается пора так называемого неопатриотического синтеза, время «возврата к отцам». Отцы всегда современны и всегда впереди, потому что нет ничего современнее вечности, которой они касались, которая всегда здесь, всегда одна и та же и никогда не преходит.
Русская Реформация обрывается революцией, как и русский Серебряный век. Как и русский ренессанс. Он также оказался, во-первых, незавершенным, а во-вторых, двусмысленным — приправленным болезненным, скверным душком декаданса и какой-то изломанной эстетикой самодовлеющей игры, переходящей в примитивное самолюбование и обыкновенный пофигизм (в Серебряном веке были свое золото и своя позолота). Тем не менее на рубеже веков в России народилось первое ренессансное поколение в нашей истории — культура наследников. Прежде у нас был только один ренессансный человек — Пушкин. Ренессанс Сергеевич.
