Наконец, старообрядцы. Во второй половине XIX века они выходят из своих катакомб, возвращаются из нетей и бегов и становятся заметным и влиятельным религиозным сообществом. На них работает эффект гонимой группы. Из своего добровольного изгнания они выносят трудовую этику, очень напоминающую протестантскую. Большинство «миллионщиков» этого времени — Рябушинские, Бахрушины, Третьяковы, Морозовы, Солдатенковы, Гучковы, Мамонтовы — были старообрядцами. Как и вера протестантов, вера старообрядцев глубокая, серьезная и личная. Они не пили, не курили и не «говорили». А вокруг них, вокруг старообрядческих деревень не просыхала и сквернословила Россия «никониан». Как и у протестантов, ортодоксия старообрядцев парадоксально переходила в «новизны» (особенно у беспоповцев — радикальной их части). Короче, налицо типологическое сходство. Однако есть и разница: старообрядцы более закрыты и значительно менее восприимчивы к светской культуре, науке и современным социальным практикам. И потом, старообрядчество, в отличие от протестантов, не смогло стать магистральным явлением российской истории и сместить наше традиционное обрядоверие в сторону большей религиозной глубины, в сторону религиозной личности.
Примеры можно множить, но я не стану этого делать, чтобы не слишком надоедать своим умничаньем. Основное я сказал: на рубеже столетий, как мне представляется, в России сложилась не только предреволюционная ситуация, но и (пред)реформационная. Мода на революцию и мода на Реформацию перекликались. Достаточно вспомнить интерес большевиков к народным сектам. Бонч-Бруевич делал о них доклад, кажется, на втором съезде РСДРП.
Примечание: под Реформацией в данном случае я понимаю, конечно же, не переход к протестантизму, а нормальное обновление религиозной традиции, ее адаптацию к новым российским, современным реалиям. В широком смысле слова Реформация — объективно заданный этап эволюции веры, порог, за которым развивающаяся религиозная культура становится вертикальной, идет вглубь, одновременно включая в религиозное творчество гораздо большее, чем прежде, число верующих.
Теперь о своеобразии русской Реформации и о том, почему она не удалась. Боюсь, что этот вопрос требует многих ответов и дать все мне не по силам. Да и жанр не тот. Остановлюсь лишь на одном: русская Реформация, взятая в целом, шла в обход традиции, в данном случае — христианско-православной. Исключение, возможно, составляют старообрядцы, но это очень своеобразное исключение. Европейская же Реформация начиналась под лозунгом возвращения к традиционным истокам и понимала себя как аутентичное явление.
