Джулиана подошла к большому сундуку у одной из стен, поместила бутыль внутрь, и заперла его. Грэй де Валенс был непредсказуем; её бы нисколько не удивило, если бы он появился в травяной комнате и обнаружил бутыль. Упершись руками в бока, девушка, нахмурившись, посмотрела на сундук. Она добавила в приготовленный отвар чуть-чуть молочая. Этого количества не хватит, чтобы навредить Эдмунду, зато достаточно, чтобы в течение нескольких часов держать его привязанным к ночному горшку. У этого мужчины чести и благородства не больше, чем у тритона. Он заслуживает гораздо худшего.
Если бы де Валенс тогда не вмешался. Она уже не злилась на Элис из-за того, что та позвала его, ведь он встал на её сторону, по-рыцарски защитив от оскорблений Эдмунда. После их предыдущей встречи в Вайн-Хилле, когда де Валенс вёл себя просто невыносимо, она была готова скормить ему все зловредные зелья из своего целительного ларца. Но то, как яростно он встал на её защиту, ошеломило Джулиану.
— Не понимаю его, — бормотала она себе под нос. — Перебросить меня через седло, как… как … Его поведение отвратительно, бесстыдно, он не заслуживает звания рыцаря.
Она вспыхнула, вспомнив свои ощущения, когда её тело прижималось к его бедрам. Девушка подошла к столу и прикоснулась к чаше, используемой для приготовления настоев. Пальцы блуждали по ряду керамических фильтров для процеживания растительных субстанций.
— Но он дал отпор Эдмунду, — прошептала она. Услышанные оскорбления всё еще терзали её душу — «уродливая сука».
Большую часть времени она не думала о своем увечье, старательно забывая о нем. Когда Эдмунд обругал её теми бранными словами, она готова была провалиться сквозь землю от стыда. Джулиана была уверена, что презрение Эдмунда запятнает её в глазах Грэя. Вместо этого де Валенс осудил своего кузена и пригрозил ему. За то, что тот оскорбил её. Но вместе с тем, незадолго до этого он относился к ней, как к наглой распутнице. Всё же в то короткое мгновенье он примкнул к тем малочисленным людям, которые не верили, что её изъян является божьим проклятием.
Она не понимала. Было ясно, он ищет расположения Иоланды, но странно, казалось, он неравнодушен и к ней — непритязательной и не такой уж юной Джулиане. И он добился успеха в том, что она считала абсолютно невозможным — он заглушил её ярость. Когда она воскрешала в памяти его слова, произнесенные низким хриплым голосом: «Джулиана, радость моя», воспоминания о позорном возвращении домой с каждым днём тускнели всё больше и больше.
