Николай Егоров
ЛЕЖАЧИЙ КАМЕНЬ
Рассказ
Кто-то, видать, зря ломал голову, придумывал такой крохотной деревеньке глыбистое название Лежачий Камень, потому что Лежачий Камень этот, под который и впрямь никакая вода не текла, вдруг взял да и зашевелился. Время горы ворочает.
Время горы ворочает, попробуй оно бабу стронуть с насиженного места. Но Шурочка Балабанова такая ли жар-птичка была, что никто, даже собственный муж, не мог предугадать, когда она вспорхнет и где сядет. Такие только и мутят воду. Ну да и не замутив воды, тоже пива не сваришь. Так и случилось, что нравная бабенка отправилась целину поднимать. Да и других за собой потянула.
В Лежачем Камне пахали в сжатые сроки, сеяли в сжатые и жали тоже, потому что все сто дворов до единого человека, и сельхозтехника в том числе, работали исключительно на вальцевую мельницу, а вальцевая мельница — на экспорт: земля тому способствовала. Да, земелька здесь выдалась — хоть самоё в квашню клади, а пшенички на ней уж и подавно росли. Насыпь кому на одну ладонь золота, на другую зерна, и не всяк отличит скоро, где что. Ни по цвету, ни по весу. Но землицы той числилось за совхозом шиш да маленько, все, что можно было приобщить, давным-давно приобщили, и сколько ни кроил райземотдел прирезать к пахотному клину лежачинцев, на шапку сшить не выкраивалось.
И вот оно, письмо с целины. Писал Шурочкин брат Сашка и не то чтобы звал, звать Сашка не мог, понимая, что у Шуры с Семеном, во-первых, шестеро ребятишек, во-вторых, хозяйство не из последних: огород, баня, свой дом, свой двор с пристройками и живностью, а от добра ж добра не ищут, и потому Сашка просто писал, как пишут солдаты:
«А земли и простору здесь, дорогая сестренка, от неба до неба, глянешь — и душа с телом расстается. Для комбайнеров лучшего места нету».
Александра письмо перечитала сперва сама на несколько рядов, подала мужу. У Семена тоже пересохло во рту, но Семен виду не показал. Покрутил и так и эдак тетрадный листок, собирая до кучи приветы и поклоны чуть ли не всему Лежачему Камню, хмыкнул:
— Везде хорошо, где нас нет.
— А может… махнем?
— Сиди уж. Махнем. Не нашей кобыле хвостом махать. — И кивнул на ребятишек в ограде.
Шурочка дакнуть дакнула, но письмецо свернула опять тем же треугольником и сунула в вырез кофточки, будто камушек за пазуху опустила. На том, казалось Семену, все и кончится, но женушка решила по-своему, а если уж она что решила — хоть валуны с неба вались, по-своему и сделает.
