Сью Влит в ответ на вопросы интересующихся друзей и знакомых своего сына всегда подтверждала, что его действительно ребёнком показывали по телевизору, но было это с Родригесом или нет, остаётся невыясненным. Поскольку он выиграл приз в конкурсе, проводимом городскими властями, это вполне могло быть. Опять же, даже закоренелые телезрители того же возраста и того же района не могут припомнить образовательной программы с ребёнком-скульптором — так что, наверное, это была единственная передача после конкурса лепки. Всё это остаётся окутано тайной.
Хотя имеющиеся у нас подробности детства Влита отрывочны и их достоверность весьма сомнительна, он часто с любовью говорил об этом времени. Обыкновенно он говорит, что в каком-то смысле он так и не стал взрослым и для него игра и творчество неразрывно связаны. В детстве его игры поощрялись, в процессе игры он производил на свет то, что другие считали искусством, и продолжал заниматься этим всю свою взрослую жизнь. Но способность мира взрослых к бессмысленной жестокости набрасывала тёмную тень даже на эти безмятежные дни — как он говорил в 1972 г. Коннору Макнайту: «Знаете Лео — льва MGM, льва на их эмблеме? Когда мне было пять лет, я вместе со своим другом заходил в его клетку в зоопарке Гриффит-Парка в Лос-Анджелесе и лепил его. Лев был очень старый, и вот какой-то идиот бросил на него сигару, пока он спал. Сигара прожгла ему шкуру, и он умер. Я тогда просто заболел. Это была одна из самых больших травм, которые я помню из детства. Разве не ужасно? Вот сукин сын.»[9]
В 13 лет Влит выиграл трёхлетнюю стипендию от маслобойни Knudsen на изучение скульптуры в Европе — он мог ею воспользоваться, когда ему исполнится 16. Одной из причин, по которым он не стал её брать, было то, что «они хотели, чтобы я разглядывал все эти церковные росписи или что-то в этом роде»[10]. Ещё одна упомянутая им причина состояла в том, что его родители были убеждены, что все художники «голубые», и от его имени отклонили предложение. Хотя Дону не нравилось, когда к нему относились как к чудо-ребёнку, он всё же был глубоко расстроен тем, что ему не дали шанса осуществить свой артистический потенциал: «Я вырвался, ушёл, хотя в то время мне не нравилось, как мои предки «выручали меня из беды»[11]. Влит показал и другую сторону такого вызывающего поведения, признав, что из-за того, что ему не давали воспользоваться стипендией, он пытался убежать, но «не смог». Вместо этого, он, по его утверждению, будучи крайне расстроен всеми этими переживаниями, отгородился от произведений чужого творчества до 23 лет — т. е. «никогда» не слушал музыку и бросил заниматься искусством. Он говорил: «Послушайте, если я настолько от всего этого зависел, то со мной, наверное, поступили правильно. Я, наверное, сгорел бы»
