Вижу, как рухнули в море вместе с войсками сходни и пароход стал медленно отваливать от берега. Еще один снаряд разорвался на спардеке. Корабль уходил все дальше и дальше от берега. Корректировщик замолчал. Батарея прекратила огонь.
— Неужели уйдет? Уходит у всех на глазах! Уходит! Нет! Не могу смотреть, в душу мать!
Поток моих ругательств неожиданно прекратил старшина:
— Заснимайте! Скорей! Скорей! «ИЛы» пикируют! Урра! Теперь хана им! Товарищ капитан третьего ранга, дайте хоть одним глазом глянуть, как они там его крошат!
Я только успел нажать рычажок и увидел: штурмовики ринулись один за другим в пике. Вспыхнуло яркое пламя, и транспорт окутался густым облаком дыма.
Это был последний немецкий пароход. Так он и ушел, скрывшись за горизонтом, объятый дымом. В это время на аэродром приземлились несколько больших десантных «юнкерсов». Только я успел снять их посадку, как вдруг в небо круто взмыл «Ю-88». Я еле успел поймать его в кадр. За ним тянулся дымный след. Заложив вертикальный вираж, он хотел, как мне показалось, вернуться обратно, но было уже поздно. Кренясь на одно крыло, он полетел бреющим полетом к морю, надеясь, наверно, сесть на воду. Немного не дотянув, он врезался в береговую скалу и разлетелся на мелкие куски.
Камера умолкла. Над местом гибели самолета таяло легкое облако пыли. Мы молча посмотрели друг на друга. Появился Левинсон. Смуглое красивое лицо осунулось и выглядело усталым.
— Успел снять, как он скалу пробовал на зуб? — спросил он.
Я кивнул.
— Давай подкрепись, а то целый день не ел ни черта. — Он протянул флягу. — Марочный мускат из Массандры. Не опьянеешь, а? Ну, ну! Не сердись! Чуешь? От одного аромата можно захмелеть.
— Ну, будь здоров! Дай бог не последнюю! Разбуди старшину — пусть перекусит. — Мы чокнулись и принялись за тушенку. Никогда еще она не была такой вкусной, как сегодня.
Последние попытки немцев эвакуировать войска из района Херсонесского маяка ни к чему не привели. Наша авиация полностью блокировала небо и море. Напрасно немцы ждали обещанных кораблей и десантных самолетов. Шаг за шагом наши войска подошли вплотную к последним рубежам немецкой обороны.
Шла, наступала наша армия, и этот порыв вперед, как и рождение весны, остановить не могла никакая сила…
Маневр, на который надеялся Левинсон, действительно придумали, но он не избавил от необходимости брать Сапун-гору в лоб. Он только обманул врага, заставил его оттянуть часть сил от задуманного нашим командованием направления главного удара к Мекензиевым горам, где наступление началось двумя днями раньше и куда немцы стали стягивать все свои силы.
