Щучье лето | страница 27
На самом деле мне всегда хотелось, чтобы у меня была такая мама. У которой фартук пахнет ванилью. Которая варила бы шоколадный пудинг, если у меня что-то не ладится. А после неудачной контрольной по английскому, кладя на тарелку сардельку и цветную капусту под голландским соусом, приговаривала бы: «Покушай — авось полегчает!»
Вот такую маму мне всегда хотелось, и теперь она стояла на нашей кухне, а я не знала, радоваться мне или нет.
Все менялось, а мне хотелось только одного: чтобы все оставалось таким, как раньше.
Думаю, и Даниэль мечтал о том же.
Утром, когда мы садились в школьный автобус, деревенские дети склонялись друг к дружке головами и перешептывались.
А за три дня до больших каникул младший брат Клауса Штельтера внезапно показал пальцем на Даниэля и во весь голос заявил:
— Моя мама сказала, что его мама скоро помрет!
Даниэль вскочил, протиснулся мимо меня и бросился на младшего Штельтера. Я пыталась остановить его:
— Прекрати! Он же гораздо меньше тебя!
Но Даниэль не слушал. Он сжимал шею обидчика борцовским захватом и хрипел:
— Давай! Повтори еще раз!
И младший брат Клауса Штельтера разревелся и, заикаясь, пролепетал:
— Беру свои слова обратно! Это неправда! Я просто пошутил! Беру все слова обратно!
Смешки и перешептыванья смолкли. В автобусе воцарилась пугающая тишина.
Мы все затаили дыхание и смотрели на раскрасневшегося и взбешенного Даниэля, не выпускавшего младшего Штельтера. Даже водитель автобуса не шевелился. Все застыли.
— Милостивый Боже! — молилась я. — Милостивый Боже, пусть Даниэль отпустит его!
Но Даниэль сжимал все сильнее, а маленький Штельтер кашлял и глотал ртом воздух, как брошенная на берег красноперка.
Первой из оцепенения вышла Анна-София Шульце-Веттеринг. Она толкнула меня в бок.
— Он ему сейчас шею сломает. Ты же дружишь с ним. Скажи ему, чтоб отпустил!
Я взглянула на ее лицо. У нее были голубые глаза и веснушки. Отчего-то мне сразу вспомнилась мертвая кошка, и я подумала, что у всех майских котят голубые глаза и, конечно же, семь жизней.
Как я мечтала о том, что она заговорит со мной. Как я мечтала записать Анну-Софию в свои подруги. А она заговорила со мной именно сейчас, когда мне хотелось сквозь землю провалиться из-за Даниэля.
Она дернула меня и сказала:
— Давай же! Скажи что-нибудь! Только ты можешь что-то сделать.
Водитель поднялся и тяжелыми шагами приближался к нам по проходу.
Я и не знала, что мне сказать, и знала.
— Даниэль! — закричала я. — Даниэль, вспомни о щуке!
