— Рада тебя видеть.
— Уж очень хорошо у вас готовят. — Нэй усмехнулся и сделал большой глоток.
— И только? — Она кокетливо изобразила обиду.
— А что ты хочешь услышать?
Вэйлорд прекрасно знал ответ на свой вопрос, но потакать Сиргарите не намеревался.
— Ты хочешь ужинать один? Или угостишь и меня?
— Это твой дом, Сигрит, и все, что в нем, тоже твое. Так почему я еще должен за тебя платить?
— Ну, — женщина подперла кулачком тонкий подбородок, выставив к румяной щеке указательный палец, — именно таким путем я, простая шлюшка, стала богаче многих высокородных сучек.
— Бранные слова тебе совсем ни к чему, Сигрит. Закажи себе что хочешь. Я заплачу, так уж и быть.
— О мой щедрый Джон! — томно протянула она, откинувшись на спинку стула и позволяя собеседнику заглянуть в низкий вырез ее платья. — Насколько я помню, некоторые бранные слова из моих уст подстегивали неистового жеребца, и ты брал меня с новой силой.
— В постели дозволено куда больше, чем за столом.
Тонкие брови женщины встрепенулись.
— Но ведь ты и за столом меня брал, — шепнула она.
Нэйрос нахмурился. Лучше вообще молчать, чем подталкивать ее к подобным воспоминаниям.
— Что нового, Сигрит? Рассказывай, — произнес он, глядя, как она грациозно взмахнула рукой и щелкнула пальцами, подзывая стольника.
Тот не заставил себя долго ждать и, выслушав пожелание хозяйки, удалился.
— Что нового, спрашиваешь? Есть новые девочки. Одна еще девственница. Как понимаешь, ее первый раз стоит очень дорого. Пусть и неопытна, но юна, невинна и прекрасна. Если захочешь, я буду с ней и подскажу, как наверняка доставить тебе радость.
— Как она здесь оказалась? — строго спросил Вэйлорд, нахмурившись еще сильнее.
— По своей воле. Только по своей собственной воле. Ты же знаешь меня, Нэй…
— Еще раз произнесешь это имя… — тихо, но угрожающе рыкнул он.
— Прости. — Сиргарита опустила голову и принялась накручивать на палец локон у щеки.
— Я что-то слабо верю, чтоб невинная дева явилась в такое место по своей воле.
— Похоже, ты до сих пор плохо знаешь этих девок и то, что творится в их дурных головах. Моя мамаша мою невинность в тринадцать лет пыталась продать латникам своего лорда за четыре медяка. Только сбежала я тогда и решила, что сама буду считать медяки за свою алую розу. Однако оказалось, что стоила она куда больше. Так что не терзайся сомнениями.
— А вон те двое? Тоже по своей воле? — Он недовольно кивнул в сторону помоста, где находились музыкант и танцовщица.
