В начале улицы услуги оказывали самые простые. В распахнутом окне дома показалась дородная женщина с белой розой в волосах над правым виском. При виде всадника она без смущения спустила спереди платье, обнажив большие белые прелести, и окликнула:
— Заходи, мой господин. В мой храм можно попасть через три дверцы.
Таким способом она намекнула и на услуги, которые готова предоставить.
— Совсем не дорого! — добавила она, покачав прелестями.
Однако всадник равнодушно проехал мимо; женщина поправила одежду и недовольно фыркнула ему вслед. Видно, средства позволяли гостю искать удовольствий в дальнем конце улицы, где и качество услуг, и цены были куда выше.
До цели всадник добрался уже в темноте, когда в дешевых заведениях зажглись факелы, а в дорогих — стеклянные масляные лампы. Улица кончалась большой мощеной круглой площадью с мраморной статуей обнаженной девицы в центре, и это место было освещено лучше всего. Нахальные голуби с завидной регулярностью загаживали статую, но в тупике улицы Роз содержали достаточно обслуги, которая не только следила за чистотой дворов, конюшен и розовых кустов, но и мыла истукана так часто, что следы голубиных проказ не бросались в глаза. Среди прочих построек выделялся четырехэтажный дом, выкрашенный в розовый, с цветами на каждом окне. Над широким входом витиеватыми красными вензелями была сделана надпись: «Сиргаритка». Из нижних окон доносились звуки экзотической заморской ситары, из верхних — смех, стоны и вскрикивания.
Именно к этому дому направлялся всадник. Ему навстречу тут же вышел здоровяк в кожаном фартуке и с садовыми ножницами в руках.
— Желает ли господин, чтоб я отвел его коня в конюшню? — Он поклонился.
— Желает, — негромко отозвался всадник.
— Дать коню овса и воды? Проверить подковы?
— Нет надобности, добрый человек. Он сыт. Подковы я сам ему проверяю регулярно. Только напои его — день был жаркий, и ночь душная.
— Как будет угодно господину. — Здоровяк снова поклонился и принял поводья.
Всадник спешился, протянул ему несколько грошей; здоровяк поблагодарил, продолжая кланяться.
На первом этаже располагалась харчевня с намеренно слабым освещением: многие посетители предпочитали скрывать свои лица, и хозяйка делала все, чтоб им угодить. Самым светлым местом был невысокий, но широкий деревянный помост, в углу которого сидел, скрестив ноги, непривычного вида смуглый парень, играющий на заморской ситаре. Ни разрезом глаз, ни чертами лица, ни бронзовым цветом кожи он не походил на жителей Гринвельда и был родом, вероятно, из каких-нибудь земель далеко на юге. Контрабандисты частенько привозили таких людей для подобных заведений: в Гринвельде уже много лет не было рабства, но касалось это только его собственных уроженцев. Хотя, возможно, если бы государственных мужей занимала участь заморских невольников, то, может, контрабандисты и хозяева дорогих борделей вели бы себя осторожней.
